Виктор Кава - Трое и весна

«Кто же достал это? Кто? — обалдело вертел я головой. — Неужели отец или мать?..»

В обед, с трудом оторвавшись от туго накачанных шин, я неохотно поплёлся к столу. И тут осенила меня хитрая идея. Сейчас я их выведу на чистую воду.

— Тату, — невинно обратился я к отцу, — а сколько стоят шины к велосипеду?

Отец покосился на меня, и в его глазах загорелась весёлая искорка, но тут же и погасла.

— Кто его знает, — равнодушно ответил отец, потянувшись рукой к газете, — я в велосипедных делах тёмный.

Ну и пусть… пусть скрывают. Лишь бы утренние чудеса повторялись, ведь мне ещё многого не хватает!..

На следующий день я нашёл в кобуре для ключей велоаптечку. И окончательно поверил в то, что в воскресенье с форсом выеду со двора, разогнав удивлённых кур, которые пока не видели в нашем дворе ни одной машины.

Однако на этом и кончились чудеса. Мне пришлось ради насоса, спиц и подшипников лишиться складного ножичка, целого мотка киноплёнки и ещё всякой всячины.

Зато в субботу, под вечер, велосипед был готов. Даже звонок слепяще поблёскивал на руле.

Как я ждал воскресенья! До мелочей представлял его: и в безоблачном небе яркое солнце, от которого сияет звонок, руль, тускло отсвечивает рама, и ровную, утрамбованную до блеска дорогу и бесшумный свой лёт по ней, лёт, от которого красная рубашка пузырём надувается на спине…

Кажется, и глаз не сомкнул той ночью. Разве что перед утром.

Подхватился, словно меня укололи, и быстрей к окну. И ничего не понял.

Как, почему, зачем?

По небу плыли целые скирды тяжёлых серых туч. Нельзя было даже определить, где солнце. И из этих ненавистных туч сыпался мелкий дождь. Наверное, ещё с ночи сыпался, потому что люди ходили, прижимаясь к плетням, а посреди улицы радостно хлопали крыльями утки.

Неужели все воскресенье придётся просидеть дома?..

А в будний день разве толком покажешь свой, велосипед?

Глянув с сожалением на новые черные брюки, на красную праздничную рубашку, я оделся в старенькое (конечно, не, в то, в чем делал ремонт) и неторопливо вышел во двор.

Ну и ветер — порывистый, пронизывающий. Ишь как рябит лужи…

Ну и пусть! Пусть ветер, гроза! Пусть хоть землетрясение! Все равно испытаю!

И испытал. Правда, хлопцев и девчат по дороге встретилось немного, и мне, промчаться с шиком не удалось, так как грязь чавкала под колёсами, бросала велосипед из стороны в сторону.

Но это ничего, это мелочи. Я до самого вечера словно летал на крыльях, сделанных собственными руками, вот этими руками, которые сейчас крепко сжимают вертлявый руль и даже покраснели от напряжения.

Домой, честно говоря, я почти приполз. Сил хватило лишь на то, чтобы вытереть велосипед и удержать ложку за столом. Да ещё доплестись до твёрдой деревянной лавки…

У нас как-то в гостях был отцов приятель. Он служит милиционером-регулировщиком в Киеве. Этот милиционер смешно рассказывал, что он и ночью взмахивает рукой, будто в ней зажат всемогущий жезл. Я смеялся вместе со всеми, но верил не очень. Я вон пять лет изучаю правила грамматики, а хоть бы раз пробормотал какое-нибудь сквозь сон.

Сегодня же поверил. Особенно тогда, когда оказался на полу, больно ударившись спиной о здоровенный чугун. В сердцах пнул тот чугун ногой и понял: это я и во сне болтаю ногами, точно кручу педали. Чугун ещё гудел обиженно, а я, уже позабыв о нем, припал к окну.

Тучи шустро убегали за далёкий горизонт, и в небе победно голубела приплюснутая луна.

Торопливо натягивая брюки и рубашку, я краем уха услышал разговор за окном. Разговор касался меня, и я замер, прислушиваясь.

— Вы посмотрите, — гордо говорила кому-то мать, — каким умельцем оказался наш Юрко. Из металлолома велосипед себе сделал! А я сперва, грешным делом, думала, что он приволок эту железяку для Гребиножки. А он — гляди… Упорный, как я…

— Да, — подтвердил и отец. — Мы лишь, так сказать, морально поддерживали его и кое-что купили ему. Да и то тайком…

«Хорошенькое «кое-что», — благодарно улыбнулся я. — И пусть побольше с вашей стороны будет таких тайн и «кое-чего», — от души пожелал им.

Но велосипед я все-таки огородами выкатил на другую улицу. В такую грязь родители могли и не выпустить меня из дома.

Над селом уже сгущались сумерки. Но они не очень волновали меня: до парка недалеко, дождь выбелил дорожку, луна щедро набросала на неё голубые пятна, а редкие лужи сияют разлитой синькой. Хорошо! Если бы это в поле, обязательно запел бы свою любимую «Песенку о весёлом ветре». Ну, а в селе с моим голосом лучше помолчать…