Василий Алферов - Утро года

Приятели враз повеселели и переглянулись.

— Значит, дело, говори, сделано, — уверенно проговорил Никодим Силыч и в такт шлепнул по столу крупной, волосатой пятерней.

После обедни Никодим Силыч с гостем сидели в горнице за столом. Глафира Мироновна возилась на кухне и раскладывала по тарелкам закуски. Приятели поминутно приподнимались с мест и пристально всматривались в окна, нетерпеливо ожидая «сподручного человека», — председателя кредитки Савелия Кузьмича, который обещал непременно зайти. Никодим Силыч рано утром, до солнышка, чтобы никто не заметил, сходил на дом к Савелию Кузьмичу и пригласил его к себе в гости. Савелий Кузьмич охотно согласился и дал слово.

На столе появились окорок, три бутылки с белой головкой и пироги со всевозможной начинкой. Жареного поросенка хозяйка придерживала пока на шестке, чтобы не остыл. Но вот дверь в заднюю половину избы проскрипела ржавыми навесами, и в кухню вошел Савелий Кузьмич. Приятели вскочили, побежали навстречу.

Ухватив под руки дорогого гостя, они увлекли его к накрытому столу, в горницу, и усадили на заранее приготовленное место.

Хозяин суетился вокруг стола, смахивал ладонью невидимую пыль со скатерти и виновато бормотал:

— В четыре глаза смотрели тебя, Савелий Кузьмич, и все-таки не углядели, как ты прошел мимо окон… А уж Стратонт Иваныч у меня и нос повесил: думал, что ты не придешь.

— Отчего не прийти… По гостям я ходить люблю. По мне хоть каждый день компания, и то не прочь, — посматривая на окорок и на белые головки, сказал Савелий Кузьмич и придвинулся ближе к столу.

Глафира Мироновна, выпятив важно грудь, выплывала из кухни с жареным поросенком.

Гости выпили по второму стакану, разговор оживился. Савелий Кузьмич после каждого стакана водки без особого потчевания наваливался на окорок, уничтожал кусок за куском вкусно подрумяненного поросенка, аппетитно похрустывая молоденькими, хрящеватыми косточками…

Никодим Силыч пододвинулся ближе к Савелию Кузьмичу и решил закинуть словечко относительно денег. Он хлопнул Савелия Кузьмича по плечу и лукаво подмигнул приятелю. Затем громко заговорил:

— Эх, мил человек, Савель Кузьмич. Мужик ты, можно сказать, душа… Весь в покойного родителя (царство небесное Кузьме Лексеичу). Простяк тоже был, у-ух простяк!.. — Никодим Силыч притворно сощурился и покрутил головой. Наполнив стаканы водкой, он заговорил вкрадчиво:

— Просьба к тебе есть, Савелий Кузьмич… Приятелю моему, Стратонту Иванычу, деньжонок требуется… сот пяток. Уж не откажи, устрой. В долгу не останется.

Савелий Кузьмич поднял кверху руку:

— Понимаю, Никодим Силыч, все понимаю. Разве я когда-нибудь отказывал в просьбе. Никогда. Но… теперь не могу. Не могу, Никодим Силыч… В церковь — богу молиться — теперь я могу ходить, безо всяких; с попом здороваться — тоже без стеснения могу; опять же вот — в гости к вам ходить завсегда могу, даже с превеликим моим удовольствием, а насчет денег — крышка…

Приятели недоумевали. Они настороженно слушали Савелия Кузьмича и решили, что он «переложил лишнего», не соображает, что говорит. Но Савелий Кузьмич говорил вполне нормально и серьезно. Выпив залпом вновь налитый ему стакан, он, не закусывая, сочно сплюнул под стол и вновь продолжил заплетающимся языком:

— Не в моей власти теперь кредиты выдавать, друзья мои… Был я для вас Савелий Кузьмич, а теперь стал опять Савелька, пропащая голова. Потому как я был, так сказать, с вами в близких прикосновениях и так далее, то меня признали врагом советской общественности и, как говорится, врагом государства, а посему и вычистили из партии. И, так сказать, отстранили от занимаемой должности. Эх, друзья мои… Никодим Силыч… Горе у меня большое: ни вином залить, ни сном богатырским заспать. Через кого пострадал?.. Сам себе петлю накинул на шею. Что буду делать с семейством… Выручай, Никодим Силыч. Помоги хозяйство на ноги мало-мало поставить… Больше у меня выхода нет…

Приятели взметнули бороды, словно густые березовые веники, и в упор вывалили покрасневшие глаза на Савелия Кузьмича. Никодим Силыч приподнялся со стула и, выпрямившись во весь рост, бросил Савелию Кузьмичу:

— Значит, взаправду говоришь это?..

— И-истинная правда, Никодим Силыч, — простонал Савелий Кузьмич и уронил пьяную голову на край стола.

— Вон што!.. — комкая широкую бороду крепкой пятерней, прошипел Никодим Силыч и раздраженно громыхнул кулаком по столу. — Выходит, ты есть негодный елемент, а в честный дом зашел пить-есть… Пользы от тебя теперь никакой, што от козла молока… А гостей нам таких не нужно. Много вас найдется таких обжор… Вон из мово дому, пес голодраный! Штоб и духом твоим не пахло.