Василий Алферов - Утро года

Семиперстов встал со стула:

— Пойдем, Митрич… Посмотрим.

Ларион Митрич спохватился.

— Пойдем, Кузьмич, сходим. — И начал торопливо одеваться.

Странник стоял около церкви, окруженный плотным кольцом толпы, и красноречиво, «апостольски», говорил не сбиваясь:

— Православные христиане! Настают страшные дни, сбывается писание Христово: «И будет гонение на церковь божию, и пастырей ея. Народ подвергнется диявольскому искушению, и будет неведомо что творить. Каждый хозяин не будет иметь права над своим добром. И придет время, будут у каждого кучи денег, станет серебро и злато валяться под ногами, а купить на него будет нечего. Народ будет умирать от голода, яко насекомые в предзимье. И напрасны будут тогда наши мольбы ко всевышнему о ниспослании благодати на землю, и о прощении грехов наших». Господь, наш царь небесный, долготерпелив и многомилостив. Но всему бывает предел. Еще не поздно, православные, покаяться во грехах своих… Смилуется бог и простит всякие беззакония, как вольные, так и невольные.

Толпа слушала внимательно. Мужики топтались на одном месте, тяжело переступая огромными ступнями валенок; кряхтели и украдкой посматривали друг на дружку, не решаясь что-либо возразить. Некоторые из баб утирали глаза, затаенно шептали молитвы.

Филатова бабка Арина, стоявшая почти рядом с «божьим человеком», выдвинулась на середину круга и, широко размахивая перстом, перекрестилась на церковь:

— Помяни мя господи во царствии твоем!

Толпа притихла. Дериглазов ткнул тихонько приятеля в бок:

— Действует…

«Божий человек» продолжал свою беседу.

— А вот, православные, вам живой фактик… В одном селении эдак же вот снимали колокола… И что же? Жестоко наказал господь тех, которые прикасались к колоколам божьим. Через три дня у кого руки отнялись, у кого — ноги, а кто зрения лишился…

Толпа завздыхала.

С колокольни неожиданно и резко крикнул Тимошка Пузан:

— Минька!.. Игнашка!.. Куды вы там провалились… Тут дело, а они, шут их дери, дурака валяют.

На окрик Тимошки никто не откликнулся. Тогда Пузан бросил сердито на пол молоток и быстро направился вниз.

— Какое здесь такое собранье, хрен вам в бороды?!. А это что за святой монах в дырявых штанах? Что ему здесь надо?..

— Цыц ты, аспид! — Погрозилась палкой на Тимошку бабка Арина. — Ай не видишь, что странник божий.

— Ну ты, бабка, короче! Знаем мы этих «божьих странников».

Пузан решил действовать сразу. Подойдя вплотную к страннику, он строго стал задавать ему вопрос за вопросом:

— В Телегино к нам вчера вечером пришел?

— Сегодня, сын мой, сегодня.

— Не ври! Видел я… У кулака Дериглазова ночевал?

— Не-не знаю… У доброго человека ночевал я…

— Э, да от него «мерзавкой» прет!.. Здорово его Дериглазов-то угостил, — кричал в толпу Тимошка. И тут же начал опять «исповедовать» странника: — Говори, за сколько тебя нанял наш кулак провокацию распущать, а? Говори, что молчишь?

— Признаюсь, православные… Соблазнился, — изрыгал пьяным заплетающимся языком «божий человек». — Никогда в жизни не врал, а это и не знай как поддался искушению такому… И всего за пятерку только…

— За пятерку? Маловато, друг! — шутливо заметил Пузан, и тут же к толпе: — Слыхали, мужики, что наш Дериглазов придумал? На всякие хитрости, стерва, пускается… Все хочет как-нибудь помешать нам во всяком деле. Но нет! Трудно поймать нас на такие штуки. Мы, чай, тоже не лыком шиты, понимаем что и как. Верно, что ли, «божий человек», я говорю?.. Ты, отец, держись бодрее. Не в тебе самая-то соль. Знаем мы… Но за провинность и тебя не мешает немножко того… Эй, Миколька! Принеси самую что ни на есть здоровую хворостину…

Дериглазов с Семиперстовым, закрывшись овчинными воротниками и нахлобучив на глаза шапки, незаметно выбрались из толпы.

Миколька, спотыкаясь, притащил хворостину и положил около Пузана. Толпа в недоумении следила за Тимошкой и за его действиями, теряясь в догадках: А что же именно он хочет сделать со странником?» Пузан поднял хворостину:

— Ну вот что, брат… Христа распяли на кресте, а мы тебя на хворостине… Вот тебе деревянный конь, а вот погонялка. Садись верхом на хворостину и галопом шпарь по главной улице, взад и вперед. Понял? Только не молчком, а чтобы у меня кричать по-жеребячьему! И больше с тебя ничего.

Странник вылупил на Тимошку пьяные покрасневшие глаза и отрицательно закачал головой.

— Как, не хочешь? Тогда вот вздыбим тебя по блоку на колокольню и будешь там болтаться заместо колокола, слышишь, я с тобой не шучу!