Василий Алферов - Утро года

— Знаю, Авдотья… Говорят, что Орлик мой шайку воров сколотил, атаманом стал да на большой дороге проезжих грабит…

В разговор вмешался отец.

— А ты, Роман, не верь этому, — сказал он. — Мало ли злых языков.

— Да я и не верю. Пускай болтают. У нас с изъяном ни одного человека в роду не было. Жили все хотя и бедно, но честно.

Немного помолчав и оглядев меня и Яшку с ног до головы, Роман проговорил громче обычного:

— Ну, дружки-приятели, как хотите, а мне двух синичек давайте… Чтоб завтра же у меня в избе летали.

— У вас с теткой Ульяной изба маленькая, одной синички хватит, — сказал Яшка.

— Избенка, оно верно, хотя и махонькая, а этих чертей, прусаков, уйма! Одной тут никак не совладать с ними. Давайте двух, а то, пожалуй, и троечку. Сколько вам за них?

Яшка взглянул на Романа, потом на меня, но помолчал.

— Которые самые бедные, мы с них ни копейки не берем, — ответил я.

— Это, по-вашему, я самый бедный?

— Да, — сказали мы в один голос.

— Ну, как бы вы меня ни считали бедным, а я все же в состоянии уплатить вам за труды. Нате вот три копейки, а ежели не возьмете, то рассержусь, и синичек мне ваших тогда не надо.

…Только было мы с Яшкой приладились ловить синичек, как незаметно подкралась весна. Стало припекать солнце, таял снег, чернели дороги. Прекратилась охота на зайцев, улетели синички в лес до глубокой осени. Наступило самое трудное время: и хлеб весь к концу подходит, и копейку заработать негде — живи как знаешь!..

Весной с первым пароходом к нам в Заречье из Самары приехал низенький толстенький старичок, весь бритый, с розовыми пухлыми щеками. Юркий, подвижной, в белой панамке и в коротком пиджачке, он казался не настоящим, а игрушечным.

Остановился старичок у Карпа Ильича Табунова, имевшего связь с крупными самарскими хлебопромышленниками. Но вот какие дела у него были с приезжим старичком, при каких обстоятельствах и когда у них произошло знакомство, никто не знал. Всех мучил вопрос: кто это такой приехал к Табунову, по каким делам? Одни предполагали, что это приехал какой-нибудь новый хлебопромышленник, может быть, даже «мериканец», другие утверждали, что старичок в белой панамке и с тростью с металлическим набалдашником не иначе как «телячий дохтур».

Однако бритый старичок не был ни хлебопромышленником, ни ветеринаром. Он, ко всеобщему удивлению, оказался аптекарем. Случай этот был редкий, поэтому у каждого возникло недоумение: «Зачем приехал этот игрушечный старичок? Что ему здесь понадобилось? Уж не оказию ли какую задумали, а бедный мужик опять отдувайся?..»

Но, как выяснилось, аптекарь приехал затем, чтобы с помощью населения произвести здесь заготовку ландышей, из которых, как он объяснил, вырабатываются «сердечные капли».

— За каждый фунт собранных ландышей буду платить три рубля, — сказал аптекарь окружившим его мужикам, женщинам, ребятишкам.

— А ежели я, к примеру, пудов пять их надергаю, тогда как? — неожиданно проговорил безрукий Матвейка Лизун. — Неужели, ваше степенство, вы мне за эти самые цветочки такие большие деньги заплатите? Смешно!..

— Ландыши принимаются только в сушеном виде, без листьев, — поправляя очки, сказал аптекарь. — Поэтому тут можно рассчитывать самое большее на один-два фунта.

— Э-э, а я думал, что сразу догоню Карпа Табунова, — засмеялся Матвейка и, махнув рукой, зашагал к дому.

Конечно, аптекарь меньше всего рассчитывал на взрослых. Вся надежда у него была на ребятишек: сбор ландышей — самое подходящее для них дело.

Эта необычная новость до того обрадовала и взволновала меня и Яшку, что мы даже задыхались от счастья. Ведь собирать цветы гораздо легче, чем ходить за прутьями или ловить зайцев петлями. Нам и во сне никогда не снилось, что за фунт ландышей можно получить три рубля!

У моей матери лицо загорелось румянцем.

— Господи, неужто это правда? — всплеснув руками, промолвила она. — Поезжай, сынок… может, дадут сколько, не обманут. А то у нас мука к концу подходит, еще только на одну затёвку хватит. Что будем делать?..

Ландыши росли в лугах, на гривах, в тени дубовых рощиц. Полая вода успела уже затопить все низины и зашла к нам в Сухую речку. Ехать туда нужно на лодке, а у нас ее нет. Вот беда! Лодку нам мог бы дать дядя Максим, но в это время он обычно ловит рыбу вентерями и уезжает из дому дня на два, а то и больше. Пришлось идти с поклоном к скуповатой вдове Христинье. Покойный дядя Аким оставил ей в наследство одноглазую пегую лошаденку, похожую на зебру, да самодельную лодку — долбленку.