Софья Могилевская - Птица-синица

— Тётя, вам кошка…

Но, видно, голос у неё был чуть слышный. Женщина и головы не повернула.

— Эх! — сказал Вовка. — В следующий раз не стану на вас надеяться!

Петя хотел ему сказать, что — и в этот раз он мог бы на них не надеяться, никто его об этом не просил, но тут Галинка снова зашептала:

— Идёт, идёт! Опять идёт!

На этот раз шёл мужчина. Он был в спецовке. Кепка у него была сдвинута на затылок, шагал он широко, твёрдо, прямо посередине дороги, по самому солнцепёку.

Галинка и Петя так и уставились на Вовку:

— Ну?

Мужчина поравнялся с ними. Тоже глянул в их сторону и прошёл мимо.

А Вовка? А Вовка даже не шевельнулся, даже не попытался рот раскрыть.

— Что ж ты? — накинулись на него Галинка и Петя. — Забоялся?

— Ничего не забоялся, а нельзя было. Я знаю этого дяденьку. Не нужна ему кошка. У него своя есть.

— А может, он вторую бы взял? Ты бы ему сказал, что она хорошо мышей ловит.

— Нет, — сказал Вовка, — на что ему две кошки!

— Тогда, — сказала Галинка, — лучше пойдёмте обратно на нашу главную улицу. Там людей много, а тут мы никого не найдём.

— А куда идти — туда или сюда?

— Нам туда идти, — сказала Галинка и показала рукой на узкий промежуток между заборами. — В одну минуту придём.

Мальчики пошли за Галинкой, но сразу уткнулись в какой-то сарай. Дальше пути не было, это был тупик. Пришлось повернуть обратно.

— Лучше сюда, — сказал Петя. — Мы отсюда пришли. Как дойдём до конца, так и будет наша улица.

Но, видно, пришли-то они совсем не отсюда. Они дошли до конца улицы, но место оказалось незнакомое. Пустырь, да глубокий овражек, да поляна, поросшая лопухом, бурьяном и травой, да мостик, перекинутый через глубокую канаву. А вдали заборы, заборы, заборы…

— Ну? — сказала Галинка и посмотрела на мальчиков. — Теперь куда?

Куда? Точно мальчики знали это!

— Ой, — испуганно воскликнул Петя, — мне на нос капнуло!

— И мне! — закричал Вовка. — А туча какая!

Лиловая, грозовая туча занавесила всё небо и быстро наползала на солнце.

Вдруг взметнулся ветер. На дороге поднялась пыль и понеслась вдоль переулка.

По туче будто кто-то чиркнул огромной спичкой — сверкнула молния, ударил гром, по деревьям, по траве, по дороге замолотили крупные, тяжёлые капли.

— Скорей, скорей, скорей, вон шалаш! — крикнула Галинка, увидев на пустыре среди лопухов и бурьяна сложенный из досок, жердей и веток небольшой сторожевой шалаш.

Петя и Вовка что было сил побежали за ней. А дождь так и нахлёстывал. В одну секунду все трое вымокли. Но когда они втиснулись в шалаш, ливень хлынул еще сильнее. Вода лилась из тучи, будто из опрокинутого ушата. По крыше шалаша громко и весело стучали и колотили крупные дождевые капли.

А корзина с кошкой так и осталась на дороге.

— Ух ты! — отдуваясь, отфыркиваясь, вытирая лицо и голову руками, закричал Вовка. — Вот это дождило! Так и хлещет! Ух ты!

У Пети вымокли и трусики и майка. Всё прилипло, и Пете сразу стало холодно. С рыжего чубика так и капала дождевая вода, а всё тело покрылось пупырышками — «гусиной кожей».

Больше всех промокла Галинка. У неё вымокли и косички, и ленты на косичках, и платье, и передник.

Но Галинка не унывала. Она выставила из шалаша под дождик ладошку и запела весёлым тоненьким голоском:

— Про дождик другая песня поётся, — сказал Вовка.

— А эту я сама надумала!

— Про дождик поётся, — начал Вовка, — так:

И без твоей песенки дождик перестаёт. Проходит. Вон голубое небо. Сейчас будет солнце. Посмотрите, посмотрите — радуга! — крикнула Галинка, высовываясь из шалаша.

Через всё небо, упираясь концами в землю, как широкие разноцветные ворота, стояла полосатая радуга. И сквозь эти ворота уплывали, уходили, уносились тёмные грозовые тучи.

— А я про радугу песню знаю, — сказал Петя. Ему не хотелось отставать от Галинки и Вовки: раз они спели, и он может им спеть.