— Ты разве прислуживаешь в церкви? — спросил Гога. — Это меняет дело. Нам такие нужны.
— Почему?
— Чересчур много безбожников развелось…
У магазина Ракова ребят догнала Тина.
— Знаешь ли ты, что вот этот парнишка в церкви прислуживает? — спросил Гога.
— Знаю, — уверенно ответила Типа и улыбнулась. — В приходе моего папы, в церкви Василия Блаженного.
— Он хочет вступить в отряд. Возьми на себя труд подготовить его к экзаменам. Я тебе поручаю это… от имени Поля, разумеется.
С этими словами Гога попрощался и ушел.
Некоторое время шли молча, каждый думал о своем. Потом Тина взяла Илюшу за руку.
— Помнишь, я обещала тебе книгу? — Тина зачем-то посмотрела по сторонам, достала из сумки сверток и передала Илюше. — Вот она. Только никому не говори, что дала я. Почему? Потом узнаешь… Прочитай, и мы поговорим о ней. Хорошо?
Проводив Тину, ребята пошли к себе на Солдатскую.
— Правда, Гога фартовый парень? — сказал Степа. — Подумать только, свои деньги заплатил, чтобы нас спасти.
Илюша думал именно об этом. Почему-то было неприятно, что выручил их Гога, а не кто-то другой.
Глава восемнадцатая
РОЖДЕСТВО
Злоба, грустная злоба
Кипит в груди…
Черная злоба, святая злоба.
Товарищ! Гляди
В оба!
1
Дом Каретниковых сиял огнями. Был первый день рождества. Хозяйка дома ходила из комнаты в комнату, волоча за собой длинный шлейф бархатного платья. На ней сверкали украшения из дутого золота — браслеты, кольца. На худой шее висели разноцветные стеклянные бусы, а пышную прическу венчала высокая гребенка с фальшивыми бриллиантами.
Неуклюжая кухарка Акулина с тарелками в руках далеко обходила шлейф барыни, боясь наступить на него.
По случаю предстоящего веселья играл граммофон, ставни на всех окнах были распахнуты, и свет множества керосиновых ламп освещал темную улицу. Довольно таиться, довольно жить за плотными ставнями, вернулось наше время, — как бы говорило это ликование праздничных огней.
Печи цветных кафельных изразцов были жарко натоплены, паркетные полы блестели, двери были раскрыты настежь, всюду вкусно пахло, и сквозь пряные ароматы пробивался неожиданно свежий смолистый запах рождественской елки. Она стояла в углу просторного зала поблизости от черного рояля. Ее ветви были перевиты серебряными нитями, разноцветными бусами, переливались блестками стеклянных шаров, золочеными орехами и бог весть как сохранившимися с давних времен шоколадными конфетами «Шантеклер» и «Жорж Борман».
В зале вдоль стен были расставлены мягкие кресла, обитые голубым шелком. По случаю рождества с них были сняты белые чехлы, и зал принял торжественно-парадный вид.
Первым из гостей явился старый товарищ Ивана Петровича, бывший инспектор гимназии, ныне заведующий совтрудшколой 2-й ступени, Борис Иннокентьевич с дочерью Элен, крестницей Ивана Петровича.
Элен была барышня в летах, она окончила гимназию в первый год революции, ее поклонники и женихи в свое время уехали к Деникину и Колчаку. Она ждала их с победой, а победы не получилось.
Иван Петрович церемонно раскланялся перед Элен и сказал:
— Нынешний вечер, мадемуазель, я ангажирую вас на все вальсы.
— Если не появится блестящий принц… — игриво ответила она, натягивая длинные, до локтей, бальные перчатки.
— Принц есть! Да еще какой! Шик-блеск иммер элегант! — Иван Петрович широким жестом указал на дверь своего кабинета.
Щеки Элен порозовели: она уже знала, что на днях нежданно-негаданно к Каретниковым вернулся старший сын Олег.
Дверь кабинета открылась, и вышел он сам — стройный, молодой, но уже лысеющий.
Некоторое время они с грустной улыбкой смотрели друг на друга. Потом Элен сказала тихо:
— O, cavalier de premier ordre [1] Кавалер высшего класса (фр.).
.— Элен хотелось блеснуть перед Олегом тем, что она еще не забыла французский. А ведь он приехал оттуда, из далекой и благословенной Европы.
Олег учтиво поклонился и поцеловал девушке руку.
Раздался стук в дверь. Пришли Раски.
— Вот еще принц! — воскликнул Иван Петрович, впуская гостей.
Поль выглядел щеголем: на нем был фрак, лакированные узконосые ботинки, входившие в моду. Поль стал раздевать отца — невысокого сухонького старичка в потертой шубейке, которая придавала ему «пролетарский» вид. Под шубейкой скрывался аристократ в смокинге. Из-под рукавов выглядывали белые манжеты с золотыми запонками.
Читать дальше