Валентина Немова: Изъято при обыске. Полвека спустя.

Пройдя вслед за Дмитрием на кухню, я выложила на стол из своей большой хозяйственной сумки фрукты. Увидев сложенные в раковине тарелки, спросила:

— Может, посуду помыть? — Он сказал:

— Я сам. Горячую воду включили, и это уже не проблема. — Он был одет, как всегда, по-домашнему.

Я вошла в розину спальню, сняла с головы соломенную шляпу (и в сентябре все еще было очень жарко, так как не было дождей), с очень широкими полями и бросила ее на диванчик, стоявший у книжных полок. Потом, развязав, сняла с плеч голубой шелковый платок, тоже немаленький, повесила его на спинку стула, стоявшего возле письменного стола, и уселась на этот стул. На столе, во всю ширину, выла разложена «Новая» газета. Роза спросила:

— Ты читала последний номер? — я ответила: мне в сад газеты не носят.

— Нам тоже эту газету не носят. Мы ее покупаем. — Она старательно подчеркивала, что имеет передо мной преимущество: у нее большая пенсия, а у меня маленькая. Я не приняла ее вызов, ответила спокойно:

— Я рада за вас.

— И телевизор не смотришь? — был следующий вопрос. — Есть у тебя телевизор?

— Был мамин, но сломался. Я отдала его соседу на запчасти.

— Надо было починить. Как же так? Газеты не читаешь, телевизор не смотришь. Отстаешь от жизни. (Если бы я знала тогда, зачем она устроила мне это собеседование! Но разве можно заглянуть в душу другого человека? Чужая душа — потемки).

Не догадываясь, что она что-то худое задумала, я ответила:

— Догоню, когда приеду домой, в Пермь. Там все, что надо, у меня есть.

— А может быть, на рынке, где ты торгуешь, обсуждают новости дня?

— Иногда обсуждают, — продолжала я спокойно отбиваться от нее. — Но вообще-то там совсем другие разговоры...

Она хотела, наверное, подчеркнуть, что торговать на базаре унизительно для бывшей учительницы. Но я же на вырученные деньги книги издаю! Хотелось мне ответить ей резко, но я сдержалась. Отчитываться еще перед ней! Этого только не хватало! Кто она такая, чтобы указывать мне, как жить?

—Может, слышала о том, что в Москве сейчас делается? О Ксении Собчак?

— Нет. А чем она прославилась?

— Не прославилась, а прогремела! Устроила беспорядок на улице, пользуясь своей известностью как телеведущая.

— В Москве? — заинтересовалась я, поняв наконец, чего ей от меня надо. Хочет втянуть меня в беседу на политическую тему и заставить высказать вслух крамольные мысли. Вон чего захотела! Продолжает, значит, она заниматься своим любимым делом и думает, что я до сих пор об этом не догадываюсь.

— Нет, — ответила она на мой вопрос. — Не в Москве, а в каком-то другом городе. Требует отставки Путина... — Она помолчала, ожидая, может быть, я что-то скажу. И я сказала:

— Ничего себе.

— А сама-то, сама-то! — захлебываясь от возмущения, продолжила Роза. — Представь себе! При обыске нашли у нее миллион долларов! Где она их взяла? Кому положено, хотели это выяснить. А она — улизнула! В самолет — и на Аляску! Почитай, так и быть, газету, все узнаешь в подробностях.

Я стала читать. Когда закончила и убрала, свернув, не подоконник газету, она, приподнявшись на локтях и высунувшись из-за своей ширмы (из-за спинки кровати), спросила:

— Ну как?

Я в ответ промолчала. Допрос решила мне устроить. Неймется ей. Жажда деятельности обуяла. Если б я только тогда знала, что она задумала!

Не дождавшись ответа на этот вопрос, задала мне другой:

— А хочешь телевизор посмотреть? (Он, как я уже говорила, стоял в другой комнате)

Мне надо было сказать: «Хочу, но вместе с тобой. Пусть Дима пересадит тебя в кресло». Но, ни в чем ее так и не заподозрив, ответила:

— Хочу.

— А какую передачу? Политическую?

— Нет, в политике ты меня уже просветила. Что-нибудь легкое, веселое. Задорнова, например. Или КВН. Юмор, в общем.

Она прокричала:

— Дима! Дима!

Он вошел и вопрошающе посмотрел на мать сверху вниз. Она сказала:

— Валя хочет посмотреть телевизор. Включи ей что-нибудь развлекательное...

Передача была интересная, забавная. Время от времени я громко смеялась, и Розе слышен был, безусловно, мой смех. Чем она в это время была занята, я не интересовалась и, не ожидая подвоха, в ее комнату не заглядывала. Ну, не было у меня перед ней никакого страха! Я привыкла ее жалеть, а не бояться. Когда я вернулась в Розину спальню, она, высунувшись из-за своего укрытия, спросила:

— Ну что, довольна?

— Конечно.

— Вот и хорошо. Развлеклась немного.

Эти слова были сказаны каким-то странным тоном, не одобрительным, а как будто даже насмешливым. Но я, находясь под впечатлением передачи, которую только что посмотрела, не придала значения этим нюансам. Дальше она повела себя так, что можно было только удивляться ее выходкам. На ее крик: