Светлана Винокурова - Кассеты Шохина

Уже ноябрь. Двенадцатое сегодня. Вот время несется! Каникулы кончились... Одно хорошо: вторая четверть самая короткая... Но я много чего успел! Порисовали с Сашкой. Я маслом пробовал. Пока пишешь — нравится! А позже глянешь — и сразу согнуть и в мусоропровод спустить охота... О Гойе две книги прочитал — Фейхтвангера и Шнайдера. И о Серове одну. Такие книги так настраивают! Еще на выставке импрессионистов из музеев США были. У Модильяни «Мадам Помпадур» — вещь! Еще весной не оценил бы ее, честное слово. А сейчас... Глядел, глядел — с ума сойти! А про портрет Жанны Венц Тулуз-Лотрека Сашка точно сказал. Что лицо у нее уже постаревшее, а вот выражение и взгляд — как у совсем маленькой девчонки. Поэтому ее как-то жалко, что ли. Тревожно, в общем, смотреть — так он сказал. А я вдруг заметил в ее чертах жесткость! Похожая бывает у пьющих — каждый день хожу из школы мимо очереди, пригляделся. Но Сашке не стал говорить. У его мамы, теть Наташи, есть в лице то же самое. Жестяное... Она выпивает после смерти Сашкиного отца, сама мне сказала. Я как-то раз неудачно к ним зашел, и она извинилась и сказала... А так она хорошая. Никогда собак не выгоняла, которых Сашка подбирал. Моя мама два раза выкидывала. Жалко, что мы с Сашкой тогда еще не дружили. Я бы ему отдал того щенка, рыжего, со сломанной лапой. С тех пор я никого домой не приносил... У Олиного подъезда живет пес с точно такой шерстью. Если б у него не были целы все лапы, подумал бы, что он вырос из того щенка... Зовут Димка, всех во дворе знает, и его все знают. Под батареей на первом этаже — он там спит — стоит миска. В ней всегда что-то есть — не только ребята его кормят, некоторые взрослые тоже. Два года уже в подъезде живет! Довольно здоровый для дворняги. А соображает! Дверь в подъезд цепляет своей лохматой лапой, подставляет плечо — и внутри... Уши обычные, дворняжьи, смешно болтаются на бегу. Но у него даже уши кажутся почему-то умными... Надо бы его нарисовать. С Олей по тому дому еще лазили. Она жалеет, что осень кончилась. Говорит, самое удобное время для лазанья. Не холодно еще, и темнеет рано — никто не увидит, не сгонит. Летом она поедет к тетке в деревню. Там она забирается на высоковольтные мачты. Ненормальная девчонка... Уже три недели знакомы. А узнавать дальше все интересней... Сказала, что у тетки классно. Речка есть. А в заброшенном саду — шалаш. Они там стреляют из луков. Предложила приезжать. Я бы поехал, да кто пустит... Порисовал бы на полную катушку, конечно! Надоели эти юга. Предки каждый год туда таскаются. В этом, наверно, тоже... А кассета кончается. Потому так быстро, что Колькины записи, которые мне нравятся, не трогаю. У него авторская песня в основном. Вот на той стороне — Галич! Его, конечно, оставлю... Минута до конца, что бы еще сказать? За окошком снег с дождем. Совсем лиловый в свете фонаря! Ух ты, это надо не забыть. Что лиловый. Родители на кухне опять ругаются... Как только не надоест! Заберу сейчас телефон к себе, звякну Оле. Вчера звонил, но ее мама сказала — ее не будет. Уж в третий раз так попадаю. Где же она ночует, интересно? Что нарочно не зовут к телефону, не похоже... Вообще здорово вспоминать, что она есть. Ладно, пойду за телефоном. Все.

Девятнадцатое ноября, уже суббота. Ух и выступала сегодня Селедка! Трясла своими очками... Конечно, мы ведем себя возмутительно! И ничего хорошего никогда из нас не получится! Давно уж от нее это знаем... Короче, мало собрали макулатуры. Провалили дело государственной важности... А какое настроение таскаться с этой бумагой, когда она потом во дворе валяется, никому не нужная... Что мы, дураки? Как всегда, к Сашке цеплялась. Так здорово, что я ей даже сказал, что не он один не участвовал и нечестно цепляться к одному и тому же человеку все время... Она тут как закричит: «Ты, Шохин, сам индивидуалист и его покрываешь!» И что нас давно пора рассадить. Женька Лямин, командир отряда, с невинным видом спросил: что она — против дружбы? Она говорит: против! Если в дружбе не хороший ученик влияет на плохого, а плохой низводит до себя хорошего. И так далее... После собрания я предложил Лямину поговорить с народом. Можно же пойти к директору — чтоб нам заменили Селедку! Всем ведь надоела. Четвертый год с ней мучаемся. Но Женька ответил, что все равно ни шиша не добьемся. А от классной совсем житья не станет. Будто сейчас оно есть... Да хоть бы Алле Николаевне нас дали... Она первый год в школе, классного руководства у нее нет. Мы ее прозвали Аллочкой. Еще в сентябре Белов в шутку бросил в проход между рядами «зажигалку». Так заискрила! Он сам бросился затаптывать, но никак не мог. Тут Аллочка как схватит ее тряпкой! И под воду. Литература у нас в кабинете рисования была, там есть раковина... Вот реакция у человека! Мы тогда сразу заперли дверь и пораскрывали окна. Дымина стояла! Бешеная. Аж глаза слезились. И никто даже не пикнул, только вначале чуть-чуть, девчонки... чтоб на шум Немецкая Селедка не выскочила. Ее кабинет соседний. Мы попросили Аллочку не выдавать Белова. Она поверила, что он не из хулиганства, а сдуру. И что раскаивается... Обещала сказать, что не видела кто. Но Селедка выскочила не на шум, а на дым. Ну и сама догадалась, чья работа. К тому же Белов ни с того ни с сего раскололся... От завуча влетело тогда и Белову, и Аллочке. Белов с тех пор в Аллочку втюрился... Конечно, с Селедкой ее не сравнить! Разговаривает по-человечески. Ну и вообще человек... В общем, мы с Сашкой решили ни за что не подчиняться, если Селедка попробует нас рассадить! Ну вот, про это рассказал. Сейчас по-быстрому перекушу и пойду к Оле. Предки у нее ушли что-то праздновать. Так что она сейчас одна дома. Хочет к металлу меня приобщить. Я его толком не слышал. Как-то не до этого раньше было. А Оля круто на нем завинчена... Ну, все, пошел есть. Вырубаю.