Михаил Горбовцев - Мишкино детство

— Вот тебе самое подходящее занятие. Хозяйствовать ты еще мал.

С начала весенних работ брожение несколько улеглось. Каждый занялся своими делами. Весенний день — год кормит. Снова пошли собрания и сходки после уборки. В это время как раз с фронта вернулся старший Митькин брат — Егор. На фронт он уезжал веселым, кудрявым, краснощеким парнем. Теперь вернулся стриженый, пасмурный, злой. В день его приезда к Митьке в хату сошлись почти все вареновские мужики, чтобы подробно узнать, как идут дела на фронте, какая самая «правильная» партия, потому что в Вареновку приезжали десятки «орателей», и из их слов выходило, что все партии «правильные». Но этого быть не может.

Егор говорил мало и неохотно.

— Ты ж как — на побывку или насовсем? — начал разговор Ксенофонт.

— Насовсем. Довольно. Повоевал — и хватит, — сказал Егор.

— Да ведь оно и нам тут не мед был. Армию ведь мы, трудовое крестьянство, довольствием снабжали, — притворно вздохнув, заметил Ксенофонт.

Егор бросил на него сердитый взгляд, достал из кармана гимнастерки исписанный листочек бумаги и, повертев его в руках, прочитал:

— «А тут людям как и нет войны. Ксенофонт купил у разореновцев три десятины земли по триста рублей за десятину. Только далеко ездить обрабатывать, хочет с кем-нибудь поменяться. Ефим Пузанков тоже хочет покупать землю…» Вот как вы жили. Может быть, хочешь, чтоб еще почитал?

Мишка потупился: Егор читал отрывок из его письма.

— Да ведь за трудовые же купил, не украл, — пояснил Ксенофонт.

— Да, за трудовые! — зло сказал Егор.

Наступило неловкое молчание.

— Так что же оно все-таки дальше будет? — робко спросил Егора Макар Ярочкин.

— Дальше надо землю брать да обрабатывать, — сказал Егор и добавил: — Вот соберем сход, тогда потолкуем…

А на другой день по всей Вареновке прошла молва: Егор — большевик.

Тетка Арина сказала об этом Мишке, перекрестилась и наказала: «Ты от него подальше держись».

Мишка на серой семеновской кобыле объезжал вареновские и боковские дворы, стучал в окна и объявлял:

— Нынче в избе деда Акима будет собрание. Вопрос насчет помещичьей и монашеской земли. Докладывать будут фронтовик Егор Капустин и приезжий из города.

— Не фронтовик, а бегляк, дезертир, — поправил Мишку дед Моргун.

Народ на собрание шел густо. Большая горница, где когда-то за Акимову душу была принята обыкновенная навозная муха, доотказа наполнилась народом. Подвешенная на дужке к потолку лампа светила тускло. На этот раз на собрание пришли даже Ермил и боковский Федот, которые на собраниях никогда не бывали и только от других, стороной, разузнавали, «о чем там говорили сумошники».

Долго ждали приезжего из города, но его не было. Тогда Егор зашел за столик и заявил:

— Семеро одного не ждут. Этот вопрос мы можем и сами решить. Слава богу, не маленькие. Назначайте людей в президиум.

В президиум назвали Егора и Ксенофонта. Потом добавили деда Моргуна.

— А протокол записывать еще предлагаю Мишу Яшкина! — выкрикнул Семен Савушкин, глянув на Мишку, который сидел на сундуке с Митькой, Сашкой, Петькой и Ерошкой.

— Не Мишу, а Михаила Ивановича, — поправил с усмешкой Егор, пояснив: — Ему уже пятнадцать лет.

— Молод еще, — заметил дед Моргун.

— Небось, писать он не молод, всем солдатам письма писал, — настаивал Семен Савушкин.

— А кто у нас еще может писать? У нас-то и писать больше некому, — заметил Иван, сын деда Акима.

— Пусть пишет! — раздалось несколько голосов.

Мишке от этих споров стало как-то неловко, и он быстро встал, чтобы выйти во двор. Но Семен задержал его.

— От общественного дела не имеешь права отказываться, — сказал Семен. — Это, брат, не письма солдаткам, а дело серьезное, земельное.

Когда Мишка с тетрадкой занял угол стола, а Егор, пощипав усы, произнес: «Собрание считаю открытым», кто-то из кухни крикнул:

— Из города приехали!

Егор нахмурился и остановился в ожидании.

Приезжий был в защитном плаще, мал ростом и вертляв, как воробей.

— Здрасте, граждане! — сказал он картавым голосом.

— Здрасте! — вразброд поздоровались мужики.

Первое слово Егор предоставил приезжему. Приезжий объяснил, что фамилия его Петухов и что он представитель уездной власти.

— До нас дошли слухи, — сообщил он, — будто в Вареновке и Осинном не в меру революционные элементы (Ксенофонт Голубок тут кивнул головой и улыбнулся) сбивают народные массы на путь грабежа, на путь анархии.