Мато Ловрак - Отряд под землей и под облаками

Да, все словенцы знали про смерть Ерко. Все! Ничто не осталось тайной, молнией разнеслась эта весть по всем словенским селам и хуторам. Гибель мальчика потрясла души людей, всколыхнула национальные чувства. Палачи Ерко безмолвствовали. Виноградники в тот день опустели, каждый хотел проводить Ерко в последний путь, положить на его могилу цветы. Толпа, собравшаяся перед домом Ерко, была охвачена единым порывом ненависти к убийцам, ее объединял безмолвный протест против угнетателей. Пусть знают палачи, что все сердца на стороне мертвого мальчика. И что в душах людей живут слова, которые они тайком читали в листовках, хотя еще и боялись произносить их вслух.

Властям смерть Ерко принесла вреда больше, чем тысяча листовок. Они предпочли бы увидеть на платанах сотню вывешенных словенских знамен. Листовки можно подобрать, знамена снять, с этим же ничего сделать нельзя. В толпах людей, в охапках цветов они видели антиитальянскую демонстрацию.

Перед домом, где теперь обитала смерть, стоял комиссар Паппагалло с двумя агентами и четырьмя карабинерами. Глаза его неустанно шарили по лицам людей, пронзавших его безмолвными взглядами, полными ненависти. Группа девушек и парней образовали круг, собираясь затянуть песню.

— Никаких песен! — закричал Паппагалло. — Нельзя! Запрещаю!

Запевала подошел к нему, приподнял шляпу.

— Мы хотим проститься с покойным, — сказал он смиренно. — Мы все любили его. И еще одну песню споем на кладбище, у могилы. Только одну. Такой у нас обычай.

— Запрещаю! — повторил Паппагалло. — Строго-настрого запрещаю! Расходитесь! Никаких песен! И никаких речей! Не разрешаю!

Молодежь не расходилась, запевала все еще растерянно топтался перед комиссаром. Тогда тот сделал знак карабинерам, те вклинились в группу молодежи и разогнали ее.

Похороны прошли тихо — без песен и надгробных речей; раздавались лишь слова похоронного обряда на латинском языке, время от времени прерываемые громкими рыданиями. Не было человека, глаза которого не увлажнили бы слезы, когда комья земли забарабанили по крышке гроба. Цветов было столько, что над могилой Ерко скоро вырос огромный зеленый холм — знак любви и горя.

Госпожа Нина и Жутка последними положили свои цветы на могилу Ерко.

Без слов и вздохов возвращались они в город. На сердце было еще тяжелее, чем до похорон. Обе молчали, уйдя каждая в свои мысли.

Но вдруг Жутка заплакала, сначала тихо, потом все громче и громче.

— Жутка, — заговорила госпожа Нина, — ты думаешь, мне его не жалко? Но разве слезами горю поможешь?

— Так ведь они не только Ерко… Они и Тонина… тоже… убьют… — И Жутка зарыдала во весь голос.

Госпожа Нина долго молчала.

— Нет, не убьют, — наконец заговорила она. — Тонин выдержал то, чего не перенес Ерко. Бедняжка, он был такой слабенький! И поверь мне, их больше не будут бить. И вообще выпустят… Смотри-ка, кто-то обронил гроздь винограда. Подними.

Жутка подняла гроздь и вытерла слезы. Слова госпожи Нины успокоили ее. Глаза заблестели надеждой.

Надежда Жутки оправдалась. «Черных братьев» выпустили в тот же день. Госпожа Нина, говорившая это в утешение Жутке, невольно угадала правду. Безмолвная волна негодования, прокатившаяся по стране, доставила властям немало хлопот. Ложным слухам о разоблачении шайки мошенников, которые они распустили по городу, никто не верил. Если бы они стали судить зеленых юнцов за то, что те сделали, как настоящих преступников, их подняли бы на смех. Не умри Ерко, мальчиков, скорее всего, продержали бы под арестом еще некоторое время, чтобы страсти улеглись и все позабылось. Но смерть Ерко заставила их поторопиться. В тот час, когда могилу Ерко засыпали цветами, перепуганную четверку, не знающую, чего им ожидать, доставили на специальную комиссию.

Смерть товарища освободила мальчиков, их выпустили, хотя и оставили под полицейским надзором. Для детей, привыкших свободно бегать и ходить куда захочется, это было все равно что для собаки цепь. Быть все время под строгим надзором закона, знать, что в любую минуту тебя могут спросить, с кем ты дружишь, что поделываешь? «Черным братьям», до сих пор связанным не на жизнь, а на смерть, запретили даже встречаться. Никуда не ходить, вечером сидеть дома, спать ложиться вместе с курами… И в придачу их исключили из школы и лишили права учиться во всех итальянских учебных заведениях. Надежды ребят получить образование, добиться чего-то в жизни рухнули раз и навсегда… И все же мальчики были так счастливы, когда снова оказались на улице, что готовы были кричать от радости.