Мато Ловрак - Отряд под землей и под облаками

Мальчики молчали. Предложение Юшто им не нравилось. Им казалось, что этим шутить нельзя: не ровен час, еще и правда смерть накличешь.

— Как хотите, — сказал Юшто, несколько уязвленный общим молчанием. — Я вас не неволю. Только так он у вас в самом деле помрет…

Тонин и Филипп быстро переглянулись. Потом Тонин подошел к Ерко и несколько мгновений пристально на него смотрел. Наконец он решился и стянул простыню со своей постели. Филипп помог завернуть больного. Сделав это, они стали, опустив руки, словно не зная, как действовать дальше. Юшто направился к двери.

Надзиратель удивленно пялился в окошко на постель, выглядевшую как смертное ложе. Словам Юшто, что парень умер, он поверил. Известие это ему не понравилось. Он быстро ушел и вернулся с еще одним надзирателем. Они заглянули в камеру, пошептались, заперли окошечко и, не сказав ни слова, ушли.

Спустя час, а может быть, и полчаса, потому что минуты тянулись страшно долго, заскрипел засов. В камеру вошли надзиратель и доктор. У доктора была заспанная физиономия, глубокие залысины надо лбом обрамляли седые, торчком стоящие волосы.

— Где покойник? — спросил он и, не ожидая ответа, шагнул прямо к покрытой постели. — Как это могло произойти? — удивился он.

Он отдернул простыню, пощупал пульс, оттянул веки и, приложив ухо к груди, долго слушал сердце.

— Он еще жив, — сказал доктор, — однако… — Он хотел продолжить, но прикусил язык. — Почему вы раньше меня не позвали? — сделал он выговор надзирателю. — Немедленно в амбулаторию! А завтра в больницу…

«Черные братья» стояли безмолвно. Раньше они боялись, что их станут ругать за ложь и обман, но теперь мысли их приняли совсем другое направление. Сердца их переполняли иные чувства.

Пришли двое служителей в полосатых одеждах, с носилками. Ерко положили на носилки. Он на мгновение открыл глаза, словно бы удивляясь тому, что с ним делают, и снова закрыл их. Мальчики стояли как завороженные. Они хотели подойти к товарищу, пожать ему руку, сказать что-нибудь, но все произошло так быстро и сурово, что они не смели и шелохнуться.

Шаги стихли, мальчики снова легли, бессонно тараща глаза в темноту. Из угла за дверью слышались тихие всхлипывания Нейче. Он не в силах был скрыть свое горе и отчаяние. Павлек, Тонин и Филипп, стиснув зубы, молча переживали новый удар.

На другое утро в город приехала мать Ерко. Впервые родственники получили разрешение навестить отважных бунтовщиков и принести им передачи. До сих пор их без всякой пощады прогоняли и были глухи ко всем их просьбам. Даже Голя, приехавший из Полога, ничего не мог добиться. Паппагалло окатил его таким холодом, словно они никогда и знакомы не были.

Мать Ерко с удивлением услышала, что сына в тюрьме нет.

— Его уже выпустили? — спросила она с надеждой.

— Он в больнице.

У матери подогнулись колени. Страшное предчувствие охватило ее.

— Он тяжело болен?

Этого тюремщики не знали. Ночью ему стало плохо, сказали ей, и его отнесли в амбулаторию. Утром улучшения не было, поэтому его перевезли в больницу.

У бедной женщины заплетались ноги, когда она шла по улицам города в больницу. Все последние дни сердце сжимала лютая тоска. Она слышала, что мальчиков мучают, и боялась, что Ерко, слабый здоровьем, не выдержит побоев. Теперь она представила себе самое худшее. Губы ее непрестанно шептали: «Только бы застать его в живых!..»

Она застала его живым. Но был он весь белый и высохший, словно жизнь покидала его вместе с последними каплями крови. Глаза у него были закрыты, дышал он почти неразличимо, словно был в глубоком обмороке.

Когда мать увидела сына, сердце у нее чуть не разорвалось от боли, и она громко зарыдала. Но врач приложил палец к губам. Женщина поняла, что больного нельзя тревожить, и затихла.

Ерко открыл глаза. Будто вынырнув из тяжелого бреда, он с удивлением обвел комнату. Взгляд его остановился на матери.

— Ерко! — тихо позвала его мать и нежно погладила по руке. — Ты узнаешь меня?

— Да, — еле слышно ответил мальчик. — Мама!

Он радостно улыбнулся, глаза его снова закрылись.

— Он поправится? — тихо спросила мать у врача.

— Это от нас не зависит, — уклонился врач от прямого ответа. — Сердце плохое…

— Если надежды нет, лучше я его домой возьму, — сказала женщина дрожащим голосом.

Прежде чем ответить, врач некоторое время смотрел в окно на багровеющие ветки каштанов.

— Берите, — наконец сказал он, — я не возражаю. Вы получите разрешение.