Валентин Столяров - Герои в красных галстуках (сборник)

— Ну, хлопцы, скоро наш черед. Действовать будем так: Володя, спустись вниз к кладбищу, сними с крестов немецкую каску, принеси мне. Я открыто подойду к насыпи. Вы, в случае чего, прикроете меня автоматным огнем. Отходить будем прямо вдоль полотна. Видите, ржаное поле? Нырнем в него. Вы здесь все ходы и выходы знаете. Понятно?

— Есть!

Как медленно идет время! Сердце в груди стучит рывками. Замрет на мгновение и отпустит автоматной очередью — тут-тук-тук! Тяжело прогромыхал состав. Не тот.

— Следующий наш, — шепчет Костин и ощупывает рукой подрывной механизм. — Готовься, ребята.

Николай поднимается во весь рост. Он в немецкой шинели. На голове каска, в руках немецкий автомат. Выскочив на тропинку, идет к насыпи. Ребята замерли. Сейчас часовой повернется и… Часовой действительно поворачивается, смотрит на Костина и снова возвращается к дверям бункера.

«Быстрее, быстрее, — стучит сердце у Геннадия, — чего он ждет?» Наконец Николай нагибается и быстро закапывает мину в песок. Идет дальше по насыпи. Тонкий шнур невидно стелется по земле. Вот и поезд выползает из-за поворота.

И вдруг… Прямо к насыпи вышла группа местных жителей, сопровождаемых немецкой охраной. Костин оглянулся, остановился. А поезд уже совсем рядом. Рабочие стоят у края насыпи и ждут, когда пройдет эшелон. Ребята, забыв про осторожность, вскочили на ноги. А Николай Костин уже бежал назад, размахивая каской.

— Товарищи, разбегайтесь! — крикнул он и, швырнув в сторону каску, покатился вниз. Рабочие кинулись врассыпную. И через какое-то мгновение над лесом раскатился страшный взрыв.

Эта картина надолго врезалась в память. Скрежет вагонов, напирающих друг на друга, падающих под откос, взрывы, языки пламени, стрельба, крики, — все слилось в один душераздирающий рев.

— Бежим! — крикнул Володя Беленков.

Николай Костин, тяжело дыша, поджидал их у кромки ржаного поля.

— За мной! — махнул рукой и юркнул в густую рожь. Сзади тяжело ухали взрывы. Костин бежал легко. Еще бы, у него до войны был первый спортивный разряд по легкой атлетике, а ребята скоро совсем выдохлись.

Володя Беленков, хватая ртом воздух, остановился.

— Передохнем, не могу больше!

— Вперед! — взмахнул рукой Костин. — Дай автомат!

В низинке Геннадий поскользнулся и упал. Встать не хватило сил.

— Вы бегите, а я…

— Встать! Приказываю! Вперед! Сзади — собаки!

Погоня отстала у кромки болота. Фашисты не знали потайных переходов. Долго еще стояло над горизонтом яркое зарево, рассыпалась стрельба.

Ребята, пошатываясь, входили в свои владения.

На следующий день разведка подтвердила, что уничтожено большое количество горючего и запасные части для 150 боевых самолетов.

Генка Капустенок сразу почуял недоброе. Связной, соскочив с коня, прошел в штабную землянку, не отвечая на расспросы товарищей. А через полчаса на полянке собрались партизаны.

— Фашистские палачи, — сказал командир отряда, — решили отыграться на мирных жителях. Они объявили, что в ответ на партизанский террор, будут стирать с лица земли целые деревни. Только что разведка доложила: фашисты сожгли деревню Фортуново.

Фортуново! Генка Капустенок и Володя Беленков почти одновременно шагнули к командиру.

— Мать у меня с братишкой там, — тихо сказал Генка.

— И у меня, — опустил голову Володя.

— Людей немцы согнали в бывший колхозный сарай. Поставили небольшую охрану. А сами укрылись в овражке и на перелеске, надеясь, видимо, что мы будем выручать жителей и угодим в ловушку. Наши люди неотступно следят за действиями жандармерии и карателей. Приказываю: никаких вылазок без моего ведома! — и посмотрел в сторону ребят.

Весь этот день Генка не находил себе места. Представлял дымящееся пепелище, остовы труб, развалины кирпича, и сердце переполняла ненависть к оккупантам, пришедшим на белорусскую землю.

Генка и не заметил, как вышел к самой границе лагеря. Здесь рос густой кустарник. За ним — поляна. Ярко рдеют пурпурные кисти рябины. Как хорошо в лесу!

И вдруг… Часовой спрашивает у кого-то пароль. И вот уже слышны приглушенные голоса, топот ног. На поляну выходят четверо. Забинтованные головы, руки, разорванные плащи, закопченные лица. На самодельных носилках — неподвижный человек. Генка сразу вспоминает, что в этой группе ушел на задание Ваня Голынский. Но где же он?

Капустенок бросается к партизанам. Склоняется над человеком, лежащим на носилках. Нет, это не Ванюшка.