Вильям Козлов - Президент Каменного острова

— Рыжий Лёха знатную уху сварганил… Хотите?

Наконец-то мы приглашены на остров. Высокий камыш наглухо закрывал вход. Пропустив нас, он снова выпрямлялся. Направляя лодку к пещере, Сорока старался не поломать камыш. Иначе легко было бы узнать, где вход.

У колодца нас встретил Коля Гаврилов и ещё двое мальчишек. Я их узнал — они участвовали в «морском бою». Один из них сшиб Гарика с лодки. Но Гарик не узнал его. Или сделал вид, что не узнал. Коля подмигнул и, показав большой палец, сказал:

— Во-о уха!

Мальчишек звали: одного Сашка, второго Миша. Они вместе с нами отправились в глубь острова.

— А где Серёжа? — спросила Алёнка.

— Я тут, — ответил я.

— Я про лося, — сказала Алёнка. Вместо лося Серёжи нас встретил на тропинке медвежонок Кеша. Он заметно вырос. Лапа у него зажила. Кеша поковылял за нами, но потом отстал.

Мы шли по знакомой тропинке. Сегодня кроликов не видно. Попросить у Сороки парочку маленьких крольчат? Нашим веселее будет. Каждый день мы рвали на лужайке молочай и клали у норы. Кролики высовывали из-под земли носы и, учуяв еду, тащили её в нору. Они привыкли к новому месту и далеко от дома не убегали. Деда совсем не боялись. Прыгали у самых ног. Дед только носом поводил и хвостом махал. Ему кролики тоже нравились.

Напротив знакомого дома дымился костёр. Котёл с ухой был снят с рогулек и дожидался нас. На газете — нарезанный хлеб, зелёный лук, соль. Ребята лежали и сидели на лужайке. Увидев нас, они замолчали.

Алёнка и Коля толковали про лосей. Гарик исподлобья смотрел на мальчишек: узнавал участников драки. В окно высунулась чёрная голова с наушниками. Я узнал Тёмного.

— Вызывает «Гроза», — сказал он. Сорока тотчас скрылся в доме.

Вернувшись, Сорока пригласил нас к котлу. Наверное, «Гроза» сообщила ему приятные вести, потому что он улыбался. Алёнка первая взяла ложку и сунула в котёл. Она долго дула на прозрачный бульон и наконец торжественно поднесла ложку ко рту. На неё никто не смотрел, но чувствовалось, ребята ждут, что она скажет. Лёха Рыжий тоже ждал. Он здесь главный повар. По носу видно. На носу сажа и на щеке.

Алёнка ничего не сказала, она снова засунула ложку в котёл. И тогда вслед за ней потянулись к ухе и мы с Гариком, а за нами — остальные.

Уха была вкусная. Такой мы ещё дома ни разу не ели. Потом Коля Гаврилов объяснил мне, что это настоящая рыбацкая уха. Тройная. Все ели молча. Иногда кто-либо из ребят сворачивал лук в комок и макал в соль. Я тоже попробовал. И уха с зелёным луком показалась мне ещё вкуснее.

— Это вещь… — пробормотал Гарик, облизывая ложку.

— Кто варил? — спросила Алёнка.

— Уху не варят, а заваривают, — ответил толстоносый Лёха. Лицо у него стало довольным. Он понял, что уха понравилась.

— Я никогда такой вкусной ухи не ела, — сказала Алёнка.

— И я, — сказал я.

— Научите такую варить?

— Заваривать, — поправил Лёха. — Секретов тут нет — была бы рыба.

— Научишь?

— Можно, — ответил Лёха, расцветая от гордости.

— Тащи молоко, — приказал Сорока.

Лёха принёс из дома кувшин с молоком. За вторым он отправил Колю. Молоко пили из эмалированных кружек с разными рисунками. На моей кружке нарисованы два медведя. Один похож на Кешу. Молоко была холодное.

— Можно подумать, что у вас холодильник, — сказала Алёнка.

— А как же… — ответил Коля и опрокинул кувшин. К нашему великому изумлению, из кувшина вывалилась…

— Змея! — воскликнула Алёнка.

Коля поднял «змею», стряхнул с неё прилипшие иголки, сучки и снова засунул в кувшин.

— Уж, — сказал он. — Мы их в молоко кладём, чтобы холодное было. А ещё лягушек можно.

— Артисты, — сказал Гарик.

— Это не мы придумали, — ответил Сорока. — Наши прадеды.

— И ужи там всё время сидят? — спросила Алёнка.

— В жару только… — ответили ей.

— И не убегают?

— Им нравится в кувшине.

— Чудеса, — сказала Алёнка.

После обеда нас пригласили в дом. Там была всего одна большая комната. Очень светлая. В одном углу новенький телевизор «Волна», в другом — большой квадратный стол. На столе портативная радиостанция, наушники, журнал, микрофон. Сорока подошёл к радиостанции, включил. Послышался треск, музыка, разговор.

— Лётчики переговариваются, — сказал Сорока. Он дунул в микрофон и сказал:

— Я Сорока. Вернулся Павел Михайлович? Приём.

В наушниках что-то захрипело. Сорока нахмурился:

— Вернётся — сразу сообщи, слышишь? И будь всё время на месте… Я проверю.