Пришёл наставник и от себя тоже добавил в общую кладовую за печью куриную ножку. Но мы к этой минуте уже все сидели на своих местах и жужжали, будто пчёлы в улье, прилежно повторяя урок. Даже Сила-Цинтула уткнулся носом в учебник. Правда, в это время между строчками его книжки ползала сонная осенняя муха, которую наш великий акробат Цинтула по доброте сердца только что вызволил из чернильницы и пустил немного подсушить крылышки на страницах «Родной речи».
Мне кажется, никогда мы ещё не были такими пай-мальчиками, как в тот день.
После занятий мы всей оравой провожали нашего Посошка домой. Но на окраине города он смущённо повернулся к нам и попросил:
— Дальше со мной сегодня не ходите, ладно? Меня дедушка, наверное, дожидается возле часовни Иоанна-крестителя… Зол он на всех ребятишек, у которых ноги целы… кто не хромает.
Действительно, в конце улицы показалась какая-то фигура в рваной-драной одежонке. Да, это был он, колдун Кюшмёди! Мы мигом разлетелись в стороны, как вспугнутые галки. Впрочем, нет, мы уже не боялись его. Просто нам не хотелось его дразнить.

ДЕДУШКА ПЕТЕР
Не прошло и недели, как господин учитель понял: нашему новичку не за печкой место. Ум — как бритва. Душа — добрая, отзывчивая, в обращении приятен. И учитель предложил Пети Палишоку самому выбрать, с кем бы он хотел за одной партой сидеть.
— С Гергё, который в вышитой шубейке, — отвечал Посошок, выбрав меня.
И я до сих пор этим горжусь. А когда он стал моим соседом, мы с ним так подружились, что нам и на ночь не хотелось разлучаться.
Обычно я провожал его до поповского сада. Дальше не смел, потому что вечером там Посошка обычно уже поджидал его дед, старый колдун Кюшмёди. Едва завидев его, я сразу же задавал стрекача. Но однажды моего приятеля вышел встречать не его дед, а какой-то другой старичок, в котором я ещё издали признал шахтёра. У него был кожаный фартук, фонарь на широком кожаном поясе с медной пряжкой и кирка на плече.
— Это дедушка Петер, — сказал мне Посошок. — Они раньше вместе на шахте работали с моим родним дедушкой. Когда тот ещё тоже шахтёром был.
О том, что колдун Кюшмёди был когда-то шахтёром, я впервые слышал. Я был убеждён, что его всегдашним занятием было только волшебство. Мне захотелось поподробнее расспросить об этом Посошка, но я постеснялся: я уже давно заметил, что Пети неохотно рассказывает о своём деде. Вот и сейчас он вдруг перевёл разговор на дедушку Петера, стал говорить, какой тот хороший и добрый.
— Ну, если он добрый. — сказал я, — тогда, может, он и меня возьмёт с собой в шахту?
— Возьмёт, — подтвердил Пети. — Если хорошенько его попросить.
Но дедушку Петера и не понадобилось особенно упрашивать. Он сразу согласился в первый же свободный от учёбы день взять меня в забой и велел ждать его на рудничном дворе пополудни.
В то время в школе не учились по четвергам. Когда зазвонили полдень, я уже стоял у ворот рудника. Тётя Мальвинка щедро набила мои карманы горячими пирожками, и я собирался поделиться ими с Посошком. Однако дедушка Петер пришёл один и удивлённо посмотрел на меня, когда я спросил его про Пети.
— Так ты же шахту хотел посмотреть?
— А как же, шахту!
— Тогда чего ж ты своим дружком интересуешься? Кюшмёди не здесь живёт, а на старом руднике. Это совсем по другой дороге. Не по той, что тебе, братец.
Я вспомнил, что когда-то слышал разговор: мол, жилище Кюшмёди охраняют орлы-стервятники, и подумал, что лучше уж мне остаться здесь, с этим дедушкой, с Петером. Я уже хотел идти к шахте, но старый рудокоп остановил меня:
— Да погоди ты, не спеши! Жалко будет, если такую красивую шубейку ты углем да грязью перемажешь. Вот взгляни: нашёл я для тебя наряд подходящий. Как раз будет тебе по росту.
С этими словами он достал из-за двери маленькую горняцкую спецовку. Даже кожаный островерхий шлем нахлобучил он мне на глаза. Очень я себе понравился в новом обличии, поглядевшись вместо зеркала в речку Силер, что катит свои воды через рудничный двор. Вполне мог бы я в этом наряде сойти за восьмого гнома Белоснежки. А дедушка Петер, глядя, как я облачаюсь в шахтёрскую одежду, даже прослезился.
Читать дальше