Эмиль Офин - Тёплый ключ

Все ученики дружно засмеялись. И учительница улыбнулась.

— Правда, Галя. Молодец, садись. А ты, Витя, подожди, поправь прежде ошибку: надо писать — полЕтит.

Витька покраснел, запыхтел. Исправил ошибку и поплёлся на своё место.

А учительница продолжала улыбаться.

— Так кто же из вас, когда станете большими, хотел бы удостоиться такой чести — полететь в космос?

Оказалось, что все хотели бы полететь. Даже коротышка Коля Трещёткин, который носит очки, потому что близорукий. Даже бледненькая Тася Смирнова, которая чуть не каждую неделю ухитряется простуживаться и таскает с собой по два носовых платка, — и та подняла руку.

Ребята оживлённо заспорили между собой — кого возьмут, кого не возьмут в космонавты. Колю Трещётку, пожалуй, возьмут: он хотя и близорукий, зато в радиокружок ходит; Лиду Васильеву тоже могут взять: она фотографировать умеет, у неё есть «Смена-3». А уж Тася Смирнова не полетит: её просто мама не пустит!

Вот о чём говорили ребята. А Полина Павловна смотрела на своих учеников добрыми серьёзными глазами, и в классе постепенно стало тихо.

И тогда учительница сказала:

— Перед приёмом в отряд космонавтов каждого из вас обязательно спросят: а каким ты был в школе? Помогал ли в беде товарищу, не обижал ли слабых и маленьких? Не тратил ли ты время попусту на глупые выходки, от которых для окружающих только вред?

Так говорила Полина Павловна. И при этом она ни на кого в отдельности не смотрела. Она смотрела на весь класс, а все смотрели на неё и слушали. Только Витька смотрел куда-то в сторону.

Тут прозвенел звонок. Уроки кончились.

На дворе март. Ярко светит солнышко, но ещё холодно, морозно даже; с крыш капает, а на тротуарах — ледок, встречный ветер обжигает лицо. Мальчики идут, глубоко засунув руки в карманы, зажав портфели под мышкой и подняв воротники курток. У Лёньки Комара нос посинел.

— Пошли в подвал, ребята, — предлагает Гриша. — Там тепло.

Витька молчит. Видно, ему неохота идти в подвал. А Лёнька обиженно спрашивает:

— Почему ты за неё заступился? Я бы ей показал!..

— Да ну вас! — вдруг огрызается Витька.

Это неожиданно. Лёнька и Гриша удивлённо смотрят на Витьку: что-то их командир сегодня какой-то не такой.

Все трое идут некоторое время молча. Потом, не сговариваясь, останавливаются возле чугунной тумбы, над которой написано на стене:

Эта сторона улицы при артобстреле наиболее опасна!

Витька говорит:

— Я вчера маму спросил про дедушку Егора Захаровича. Мама сказала, что у него жену убило на этом месте. В блокаду, осколком.

Все трое опять молчат. Ни Гриша, ни Лёнька не знают, что сказать Витьке на это. Им жаль дедушку Егора Захаровича. Жаль его жену, которую они и в глаза-то никогда не видели. Лёнька с ужасом думает: вот так может убить и его, Лёнькину, маму, ведь она ходит всегда по этой стороне в магазин. Хорошо, что нет войны…

Раздался тоненький писк. Ребята обернулись. К ним приближалась детская коляска; её катила знакомая мальчикам молодая женщина. Но пищал вовсе не ребёнок, а несмазанные колёса пищали. В коляске никакого ребёнка не было, там лежали толстые короткие обрезки досок — штук восемь или десять.

— Здравствуйте, тётя Клавдия, — сказал Витька.

Женщина остановилась. Удивлённо посмотрела на ребят большими голубыми глазами.

— Здравствуйте, мальчики. Откуда вы меня знаете?

— Мы один раз с Егором Захаровичем вашего Серёжку караулили! — хвастливо пискнул Комар. — А ещё мы знаем, что вы одна маетесь…

— Замолчи, дурак! — оборвал его Витька.

А Гриша сказал:

— У вашей коляски пищат колёса. Я сейчас принесу маслёнку. Подождите, я быстро!.. — И Гриша юркнул в парадную.

— Спасибо, подожду. — Клавдия присела на тумбу.

— Зачем вам эти доски? Топить? — спросил Витька.

— Да. Дрова кончились. Хорошо, что Серёжа в яслях, в комнате холодища. Вот на стройке подобрала.

Витька посмотрел на доски, — этими обрезками много не натопишь, на день хватит, ну, на два, не больше. А Лёнька ни к селу ни к городу брякнул:

— А у нас паровое!

— Твоё счастье, — сказала женщина.

— Дурак! — сказал Витька.

Из парадной выскочил Гриша с маслёнкой от швейной машины. Деловито осмотрел колёса, попрыскал, куда следует, масло и катнул коляску несколько раз вперёд-назад.

— Вот! Теперь не пищит.

Мальчики проводили Клавдию до её дома, до самой квартиры, затащили в комнату доски, прямо к печке. Хотели и коляску затащить, но Клавдия сказала: