Даир Славкович - Красобор

Сухонькой, сморщенной ладошкой старушка провела по лицу сверху вниз, будто что-то стирала в памяти, потом посмотрела куда-то вдаль и тихо проговорила:

— Умер как человек… В отряде минером был.

— Подрывником? — переспросил Алесик.

— Ага, дитятко. Им, соколикам, приказ вышел: вчетвером эшелон с бензином для самолетов и бомбами перекулить.

— Как перекулить?

— Под откос, дитятко… Знали, соколики, когда и откуда обоз тот пыхкать будет. Ночью подкрались, мину заложили. Сами в кусты попрятались и в бинокли смотрят. А зима была. Утром немцы следы возле насыпи заметили, провод от мины отыскали, перерезали. Потом и саму мину вытащили. Стрелять по кустам начали. Соколики в лес бросились, убежали. Одного только вражья пуля повалила, насмерть ужалила…

— А эшелон не взорвали?

— Эшелон тот должен был перед самым вечером проследовать. Справились с ним, соколики… Только вот Максимка… — две скупые слезинки сползли по сухонькому лицу рассказчицы.

— А как же партизаны днем к охраняемой фашистами дороге подошли? — Алесик боялся пошевелиться, чтобы хоть чем-нибудь не прервать рассказ, чтоб дослушать до конца.

— Не подошли — подъехали. Немцы на переезде укрепления делали. Пленных пригнали, заставили лес валить. И бревна те для укреплений трактором вывозили. Охранников мало было. Партизаны у них ружья поотымали, пленных освободили, а главное — трактор захватили. На нем к переезду втроем и покатили: Максимка мой, Володя из-под Минска, а еще мальчик-партизан.

— А как того мальчика звали, не знаете? — перебил, почему-то волнуясь, Алесик.

— Зайчиком кликали… Так они втроем покатили на том тракторе.

— А кто трактором управлял?

— Максимка. До войны он трактористом был, на весь район славился, грамоты ему при людях вручали… Порулил он просто на переезд. К самому переезду не доехали, поодаль стали. Ожидают и делают вид, будто трактор чинят. А сами запасную мину приспособили в кабине, горючим из бочки бревна да трактор облили. Решили они дождаться эшелона, а потом трактор с миной, без людей, пустить на тот проклятый обоз. А поезда этого все нет, хоть и пора бы, день скоро кончится. И немцы с переезда заметили, что трактор что-то больно долго стоит. Один из солдат проверить пошел, в чем дело. Ну, его партизаны утихомирили, и снова ждут. Тут фашисты недоброе заподозрили. К трактору сразу трое направились. Другие на дороге наготове стали, команды ожидают. И как раз гудок паровоза. Глянули мои соколики — эшелон длинный-предлинный, два паровоза с трудом тащат. И всё цистерны да платформы. Максимка и говорит: «Пора! Только теперь трактор мне самому вести придется. Иначе охрана остановит его. Вы меня прикройте отсюда, бейте по ним».

Сел он на трактор и поехал по дороге, прямиком на немцев. Те стоят, ждут. А партизаны стрелять начали. Немцы попадали в снег и тоже палят. Под эту перестрелку про трактор поначалу вроде и забыли. Или просто беды от него не ожидали. А Максимка едет вперед, на переезд, бревна тащит. Когда же трактор не повернул в сторону, где укрепления строились, а поехал прямо на переезд, сломав полосатый шлагбаум, они закричали, замахали ружьями. Эшелон уже рядом. Догадались фашисты, что на тракторе партизаны и вот-вот взрыв может быть. Некоторые прятаться побежали, другие застрочили по Максимке, по трактору. Загорелся трактор, запылали бревна. Максимка сам в крови, а все одно трактор вперед ведет. Так и ринулся горящим факелом на эшелон.

— И взорвал?

— Взорвал, мое дитятко. Такой, говорили, гром гремел, что за много километров земля, будто живая, дрожала. Потом все огнем залило… От сыночка ничего не осталось…

— А фашистов тех поубивало?

— Весь переезд в огне и громе погиб… Дай, дитятко, я тебе еще молочка подолью.

— Спасибо, бабушка, не хочу я больше… А другие партизаны? Что с ними?

— Володю ранило. В этой хате лежал. Он мне и рассказал все.

— А Зайчик?

— Мальчик тогда уцелел… Заговорились мы, а печникам, может, что подать надобно.

— Бабушка Алена, — засуетился Алесик, — я поел уже. Вы скажите, что делать надо, я помогу.

— Что же, дитятко, мне помогать? Какая у меня работа? Сама управлюсь понемножку. Поел, и ладно. Беги, играй.

Старушка поправила платок на голове и вышла.

Осмотрелся Алесик: что б такое сделать? Принял все со стола, кружку свою из-под молока вымыл. Холодной водой сполоскал, потому что горячей нигде не нашел. Взял толстый березовый веник в уголке у порога и подмел комнатку. А что ее подметать — малюсенькая…