Нина Емельянова - Родники

Остановились поезда на всех железных дорогах страны, перестали работать железнодорожные мастерские, прекратилась работа почты и телеграфа. Октябрьская политическая забастовка стала всероссийской. Рабочие руки перестали трудиться, и жизнь огромной страны, движимая ими, замерла. Ленин писал: «Страна замерла перед бурей».

И буря грянула в декабре, когда рабочий класс перешёл в открытое наступление и вступил в бой с полицией и царскими войсками. В Москве и во многих крупных городах создавались Советы рабочих депутатов, которые руководили борьбой рабочих.

Главной крепостью восстания в Москве была Пресня, боевыми дружинниками здесь руководили большевики. И Пресня первая покрылась баррикадами…

Лёг первый снег, и на ровной его поверхности не видно, как в прошлые зимы, ярких пятен вылитой краски, брошенных шпулек, чистых следов людей. Одни мастера иногда проходят на фабрику, и лишь изредка приезжает в контору хозяин.

Эта зима чем-то не похожа на прежние, хотя и наступили такие же морозные зимние дни. Главное, что во дворе давно уже не слышно шума работающей фабрики. По целым дням не видно никого из девочек и мою «учительницу», Марию Степановну, её мама отдала в школу учиться шить. Черноглазая Маня будет портнихой.

Дуняша тоже не приходит с Пресни. Мама говорит, что конка не ходит, а пешком по морозу идти далеко: простудится.

Данила, как всегда неторопливо, прибирается около ворот и конторы. Когда я в морозный день выхожу погулять, он поглядывает на меня и говорит:

— Отдувайся, а то щёки замёрзнут! Грей их изнутри тёплым воздухом. — И сам смешно надувает свои щёки, чтобы показать мне, как это надо делать. — Нынче одна гуляешь?

— Одна. Почему-то никого из наших ребят не видно.

— Холодно! — отвечает Данила. — Это из тёплой комнаты хорошо на мороз, а как дома печка не топлена, тогда как?

Печка у нас топлена, но и у нас многого нет: мама теперь зажигает маленькую лампочку и переносит её из комнат в кухню или зажигает там свечку, лампадку, потому что керосин покупать очень трудно. И говорит, чтобы, умываясь, мы не лили зря воду: воду теперь носят издалека.

Отец сейчас целые дни проводит дома, но на скрипке он играет редко. Зато он учит меня складывать и вычитать цифры. Приходит и дядя Пётр.

— Почему рабочие не стали работать? — спрашиваю я дядю Петра.

— Потому, девочка, — отвечает он, — что они хотят добиться лучшей жизни, а тогда работать по-другому.

Добиваться им, видно, нелегко. Во дворе я встречаю серые, изнурённые лица людей, и с каждым днём они становятся истощённее, но когда люди разговаривают между собой, в голосах их нет уныния.

Зимним вечером на фабричном дворе ветер метёт снег, забивает стекло фонаря у ворот, и свет его тускло ложится на заметённое снегом крыльцо конторы. Мне кажется, эти холодные зимние ветры появляются целой компанией: одни из них шумит и воет в трубе, другой свистит по земле и несёт позёмку. Так они перекликаются между собой.

Мама боязливо подходит к окну и слушает.

— Ты что слушаешь? — спрашиваю я.

— Ветер очень сильный, — отвечает мама. Я давно слышу какой-то неравномерный далёкий гул. Иногда это похоже на гром, но грома зимой не бывает. Днём со двора гул был слышен сильнее, сейчас он доносится глухо. Лицо у матери тревожное, глаза блестят, она волнуется. Я понимаю, что она не хочет пугать меня. Но я и сама знаю, что это и есть «стреляют».

Отец стоит у открытой форточки, прислушиваясь к далёким залпам.

— Это у вокзалов, наверно… — говорит он. — А вот это в стороне Сухаревки. Пресню от нас меньше слышно.

Когда к нам заходит дядя Пётр, мама спрашивает его:

— Ты знаешь, Петя, что там делается?

— Царские войска стреляют по рабочим, — отвечает он. — Вот что там делается. Около Ваганьковского кладбища поставили пушки, бьют всю ночь… Дружинники — боевые дружины рабочих — отстаивают баррикады и, конечно, тоже стреляют; идёт бой.

Выходит, что царь и его войска опять стреляют по рабочим! Значит, царь — такой жестокий враг рабочих… В моей голове зарождается какая-то неясная еще мысль:

— Дядя Петр, а что такое баррикады?

Дядя Пётр начинает объяснять: чтобы обороняться от царских войск, рабочие всюду строят укрепления, снимают с петель ворота, разбирают заборы, выносят из домов ящики, бочки, мебель и всё это вытаскивают на улицу и перегораживают её высоким забором. Это и называется — баррикада.

— Ну, об этом ей не надо рассказывать, — остановила его мама.