Сатьяпракаш Агарвал - Робинзоны из Бомбея

Перед счастливицами из города открыт весь огромный, необъятный мир, тогда как для нее весь мир — рисовое поле, холм и лес, который можно увидеть с его вершины. Да еще захудалая лавчонка, где она изредка делает свои грошовые покупки. Она целыми днями сражается с бедностью, одолевает ее из последних сил…

Я проснулся на рассвете. Меня разбудил разноголосый хор птиц. Но Мани поднялась раньше меня. Она уже открыла дверь, зажгла лампу и принялась за работу.

Я встал, умылся, оделся и прошел к Чату, чтобы попрощаться с ним. Только сейчас смог я хорошенько рассмотреть его. У него было темное, обросшее бородой лицо. Этот бедняга напомнил мне обожженное молнией кривое дерево, которое я видел однажды на берегу реки.

Я дал Чату рупию; глаза его наполнились слезами, и он стал благодарить меня:

— Да вознаградит вас всевышний за ваше добро…

Я не дослушал его: на это у меня не хватило сил…

В дверях стояла Мани.

— Ну, Мани, это тебе, — протянул я ей восемь ан, — купи себе что-нибудь из одежды…

Мани показала мне, как пройти к шоссе, и мы распрощались. Я начал спускаться вниз по крутой тропке.

Уже шагая полями, я обернулся и взглянул на вершину холма. Там неподвижно стояла маленькая хозяйка и смотрела мне вслед.

Семейство у господина адвоката весьма многочисленное, и поэтому днем в доме нередко бывает шумно. Кому-нибудь постоянно что-то требовалось: подать, принести, унести, постирать, вытереть, подмести. Словом, работы на пятерых, а прислуга на всю эту ораву — всего-навсего один человек, пятнадцатилетний подросток по имени Джанту!

Поднимаясь чуть свет, Джанту первым делом втаскивает в дом чарпаи тех, кто предпочитает спать на свежем воздухе — во дворе или на веранде. Тех, кто любит понежиться в постели, Джанту не беспокоит: бросив их на растерзание мухам, которые с жужжаньем носятся вокруг, Джанту принимается за дело. Прежде всего — веранда. Мести ее он начинает из самого дальнего угла, постепенно приближаясь к дверям дома. Когда с верандой покончено, наступает черед дома — бесчисленных замызганных, душных комнатенок, где все раскидано, скомкано, разворочено, где по углам валяются перепачканные пылью точь-в-точь вороньи гнезда — клочья волос, а в воздухе постоянно стоит легкое зловоние от небрежно задвинутых под кровать легких, из пальмовых листьев, тарелок с остатками винегрета или вареного гороха, съеденного тайком от взрослых. Серые от пыли полы в комнатах обильно усыпаны мелкими камешками, которыми любят развлекаться ребятишки, таская с улицы в плоских плетеных корзинках.

В самую последнюю очередь Джанту метет двор: двор большой, но до того грязный и запущенный, что мести его неприятно даже ему, человеку привычному ко всему. В надворных постройках гнездятся комары, а ближе к забору полно лягушек. Своей неухоженностью двор больше напоминает свалку. Под окнами дома все заляпано гороховой размазней, залито остатками соуса, завалено ворохами гниющих пальмовых листьев, засыпано серым пеплом. Утрамбованная до звона земля усеяна зернами прелого риса, которым, носясь по двору, любит обсыпаться детвора, а на подоконниках желтеет толстый слой листьев, за ночь налетевших с соседнего дерева.

Джанту метет двор сосредоточенно, размеренно действуя метлой — ширк… ширк… ширк…

И только когда двор уже подметен, по одному начинают просыпаться дети. Едва продрав глазенки, малыши тотчас же начинают хныкать, выпрашивая у матери мелочь. Выклянчив несколько медяков, каждый опрометью мчится к Джанту — ему предстоит сбегать на базар и купить сластей. Начинается торг — когда отправляться в рыночные ряды. Вся беда в том, что у каждого из ребятишек — свое время подъема: один встает ни свет ни заря, а другой тянется чуть не до полудня. Малыши не любят, когда Джанту один отправляется на закупки: съесть принесенное — это совсем неинтересно. Гораздо интереснее отправиться вместе с Джанту, удобно усевшись у него на руках, а еще лучше, взобравшись ему на шею, точно всадник на коня, и таким манером добраться до лавки сластей. Чего лучше? А там уж выбирай, что душе угодно! По утрам можно видеть, как Джанту возвращается с рынка, неся на руках перепачканного сажей четырехлетнего Раджу, который крепко прижимает к груди купленную за одну ану затейливую завитушку джалеби [50] Джалеби — вид сластей. , либо пятилетнюю Ушу: непричесанная, она восседает у него на плече с таким видом — ну ни дать ни взять богиня Лакшми. Кто-то ухитряется вскарабкаться ему на спину. Остальные следуют за Джанту своим ходом. Каждый зажимает в ладошке одноановую монетку — деньги, по их понятиям, немалые, так как на одну ану можно приобрести тающий во рту ладду, плавающий в сиропе сочный гулаб-джамун, пару джалеби или целую пригоршню вареного гороха.