Максим Тихомиров - Робинзоны Венеры

Жене было страшно.

Комсомольцу и ударнику соцсоревнования бояться не пристало, и Жене было неимоверно стыдно за свое малодушие. Но поделать с собой он ничего не мог. Вот разве что осиновым листом не дрожал.

А испугаться было чего. Шутка ли — остаться в одиночестве среди полной равнодушных звезд пустоты в миллионах километров от ближайшего человеческого поселения! Такое волей-неволей наводит на философские мысли.

После двадцати пяти безбедно прожитых лет он понял вдруг, что не бессмертен, и что бывают ситуации, повлиять на которые почти невозможно.

Когда остается только ждать и надеяться.

Наверное, именно в таких ситуациях наши дремучие предки молились богу, подумал Женя. Но он слишком много времени провел в пространстве, что мог сказать со всей определенностью — бога там не было и в помине. А вот чего было в достатке — и чего Жене сейчас отчаянно не хватало — так это дружеской поддержки, мудрости наставников и чувства коллектива.

Сейчас, когда послушная программе льдина массой в полтора миллиона тонн неслась сквозь пространство к Солнцу, а он был ее единственным пассажиром поневоле, было самое время вспомнить обо всем, чего он в одночасье лишился.

Вспомнить — и всем сердцем пожелать, чтобы его товарищи уцелели в катастрофе. Потому что от этого факта во многом зависело — пусть он и не хотел себе в этом признаваться — и собственное его, Жени Лагина, спасение.

Основной двигатель включился вдруг. Нештатно. На полмесяца раньше, чем было запланировано. Задолго до проведения ходовых испытаний. Без госприемки объекта.

Ледяная гора сошла со своей орбиты в поясе Койпера и устремилась к горловине ближайшей червоточины — сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Позиционные огни разметанного внеплановым стартом вакуумного дока быстро потерялись среди неясных масс космического льда.

И Женя с ужасом понял, что остался один. Совсем один. Остался там, где его вообще не должно было быть. Старт и последующий полет до створа червоточины, равно как и проход сквозь нее во внутреннее пространство Солнечной системы, ледяной гигант выполнял в автоматическом режиме. Присутствие человека после завершения работ по монтажу двигательной установки на теле кометы предусмотрено не было.

Случись Жене оказаться «на борту» айсберга после завершения работ — и он был бы обречен со всей — полной, абсолютной, безжалостной — определенностью. Ни одно судно из тех, что были в распоряжении инженерной бригады в этом секторе, не способно было в короткие часы выхода движка «Пилигрима-15» на расчетную мощность догнать уходящий айсберг. Да и вряд ли его товарищам, занятым сейчас борьбой за живучесть дока, было дело до стажера-монтажника, которому волею судеб выпало нести вахту на ледяном астероиде в этот роковой час.

Женя ругал себя за подобный — малодушные и недостойный советского человека — мысли, но они лезли в голову снова и снова. Жене было стыдно, но он, воспитанный в коллективе и сызмальства привыкший быть его частью, никак не мог привыкнуть к мысли, что теперь предоставлен сам себе, и что спасение его отныне — только его собственное дело.

Он убедил себя, что ничем не может помочь своим оказавшимся в не менее сложной ситуации друзьям. Нельзя было распыляться на бесплодные переживания. Оставалось только надеяться, что с его бригадой все в порядке — и с Николаем Петровичем, мастером-пространственником, и с щербатым — для форсу, конечно же! — Коляном из Тамбова.

И в особенности, конечно же, с Варечкой, его замечательной Варечкой, которая, впрочем, вряд ли догадывается, что она — именно его, особенная для него Варечка… Но и пусть не догадывается. Вот он спасется — и тогда расскажет ей, что чувствует, глядя на ее ладную фигурку в рабочем комбезе, на ее точные движения, когда она уходит в прямом смысле с головой в недра любого из подвластных ей механизмов или приборов — будь то проходческий щит или бортовой вычислитель…

И улыбается она очень хорошо. Просто замечательно она улыбается.

Женя понял, что уже перестал тревожиться и начал просто скучать.

Пусть у них все будет хорошо, подумал Женя. Пусть все у них получится. Должен постараться и я.

В его распоряжении был купол, возведенный для удобства работ в непосредственной близости от двигательной грозди. Был запас воздуха, возможно даже, было в достатке еды — но вот деться ему с этой летящей сквозь пустоту глыбы замороженных в лед газов и воды было некуда.