Маша вдруг перестала улыбаться, не рассказывает про Кирочку. Отчего она погрустнела? Он не знает, как об этом спросить. Взять бы и сказать: «Почему ты, Маша, вдруг стала печальной? Я готов сделать всё, пусть самое трудное, чтобы только ты улыбалась и радовалась». Так он хотел бы сказать. И он говорит:
— А у нас один парень может съесть яйцо прямо со скорлупой. Не веришь? Честное слово, не вру. Его зовут Колбасник и ещё Жиртрест.
— У нас в классе тоже есть толстый мальчик. Все над ним смеются, а мне его что-то жалко. Он же не виноват, что толстый.
— Есть меньше надо. Наш всё сало ест. А потом хороших людей задевает, Жиртресина. Толстый, жирный, поезд пассажирный.
Маша смотрит, не спорит, голову склонила набок.
Вот почему она необыкновенная девочка — Маша. Ей жалко тех, над кем другие смеются.
Посмеяться можно над чем угодно, всё можно вывернуть на смешную сторону. Человек маленького роста — смешно. Рыжий — смешно. Толстый — очень смешно. А разве не смешно выглядит мальчишка с двумя кошками в хозяйственной сумке? В том-то и дело…
— Знаешь, — вдруг говорит Маша, — попугай Кирочка теперь не живёт у нас, мама велела отдать его бабушке. Потому что Кирочка кричит по ночам и будит папу, а у папы повышается давление.
Так вот почему Маша грустная! Кирочку, которого она так любит, выставили из дома! И про любовь её мамы к Кирочке она говорила тогда просто так, из самолюбия. Зачем она будет чужому мальчику рассказывать всё, как есть?
— Это ещё тогда? Зимой? — спрашивает Серёжа.
Маша кивает.
Ну конечно, она бродила со своей клеткой по городу, она тогда не знала, куда нести своего Кирочку. А он орал в клетке под чёрным платком свои попугайские слова. И Маша завидовала Серёже, что его мама любит животных. А он-то ни о чём не догадался…
— Мама говорит, что он слишком шумный, Кирочка. У мамы от него голова болит.
Маша вздохнула тяжело.
У Серёжи от жалости заныло в груди.
Но что можно сделать? Только одно — ждать, когда вырастешь. И тогда завести каких хочешь животных — попугаев, собак, кошек, хомяков носить за пазухой, ёжиков держать под кроватью. Все пусть живут, самые разные звери.
Вот только почему-то не встречаются Серёже взрослые, которые так бы сделали. Не видел он таких. Почему? Серёжа не знает.
Он хочет сказать Маше:
«Не грусти. Вот вырастешь взрослая — заведёшь щенка, кошку, попугаев хоть пять и ещё кого захочешь».
Но сказал он совсем другое:
— Это очень хорошо, что ты нашлась. Теперь главное, чтобы ты не потерялась.
Маша смотрит на него, глаза уже не такие грустные.
— А может быть, через некоторое время она согласится. У них, знаешь, бывает так: сегодня ни за что не соглашается, а потом вдруг соглашается. У моей мамы тоже так бывает.
— Думаешь, согласится?
Маша хочет надеяться. Она улыбается. Серёжа хочет ей сказать, что она самая лучшая девочка. Он говорит:
— Я тебя с моим лучшим другом Вовкой познакомлю. Он самый сильный в нашем классе и во всём нашем дворе.
— Хорошо, — отвечает она.
А потом Серёжа, забыв купить молока, провожает Машу до самого дома. И всё время боится, что она исчезнет.
Но она не исчезнет больше, она не хочет никуда исчезать.
В цирке прохладно и пахнет зверями. Володе становится весело и тревожно по-праздничному. Он предвкушает что-то особенное. Сейчас начнётся то, чего не бывает в обычной жизни, — это и есть праздник.
Вовка забыл обо всём, когда тебе одиннадцать лет, ты легко забываешь плохое, печальные мысли быстро улетучиваются, особенно в цирке. Цирк — место не для печали, а для радости.
По арене прохаживался тигр. Яркая полосатая шкура горела в свете прожекторов, мерцали зелёные глаза. Тигр прижмуривал их, казалось, что он насмешлив и проницателен. Вот бы встретить такого в лесу или где они там водятся. Идёт, например, Вовка, а ему навстречу вдруг выходит из кустов вот такой зверь. Бросится? Очень даже возможно, что бросится. Но Вовка тоже не слабый — силой взгляда, мощью характера любого зверя можно остановить, пригвоздить к месту. Вон дрессировщик-то — только взглянет, только взмахнёт своим хлыстом, и свирепый тигр прыгнет в кольцо. Он прыгает послушно и не думает сопротивляться, хотя кольцо горит синим пламенем, а дикие звери не выносят огня. Но мало ли чего они не выносят — дрессировщик приказывает, и тигр прыгает без всяких сомнений.
В эту минуту Володя твёрдо решил, кем он станет, когда вырастет. Конечно, дрессировщиком тигров. И они будут его слушаться без всякого хлыста. Дрессировщик прохаживался по арене пружинистой походкой, блестел на нём костюм, а широкий плащ в звёздах он сбросил на руки ассистенту очень красивым движением. Володя подумал, что такому движению, наверное, надо долго учиться. Голова у дрессировщика была гладко причёсана, а когда он щёлкал хлыстом перед носом тигра, волосы разлетались. Дрессировщик Володе нравился, но хлыст — это напрасно. Володя сумел бы так подружиться с тигром, что мог бы протянуть руку и взять его за шкирку, как Серёжину Звёздочку. И приподнять. А что? Та же кошка этот тигр, большой только. Но от этого не становятся злыми. Большие, наоборот, чаще бывают добрыми. Чего большому злиться? Он ничего не боится и так.
Читать дальше