Владимир Разумневич - Лето на колёсах [Повести]

Оказывается, у нашего звена есть тайна, но ребята скрывают её от нас с Леной: они считают девочек ниже себя! Ну подождите…

Сегодня первый раз за всё лето я сажусь за дневник. И вовсе не потому, что мама решила выбросить тетрадь на свалку. Нет! Я просто не могу молчать. Будущие историки должны знать чистую правду о том, как плохо иной раз вели себя мальчишки в наше хорошее время!

Тайный заговор следопытов мы раскрыли совершенно случайно. Идём с Леной мимо Фединой избы и видим — Андрейкина собака. Скулит на крыльце и просится в дом. Её не пускают. Тогда Носик сам себе открывает дверь лапой.

— Там Андрейка, — сказала Лена. — Можешь не сомневаться.

— Ни капельки не сомневаюсь, — сказала я. — Где Носик, там и Андрейка.

— Ромка тоже там, — сказала Лена. — Видишь, он своими башмаками истоптал весь двор. Следы изучал… На крыльце палка валяется. Час назад Слава Кубышкин гонялся с этой палкой за козой. Значит, и он здесь…

— Странно, — сказала я. — Всё звено в сборе, а нас не пригласили…

Мы забрались на завалинку. Окно занавешено, и мальчишек не видно. Но слышно, как они в избе спорят. О чём? О браконьерах и первобытных собаках. Перечисляют похождения Носика и несколько раз называют пароль — не то „сто коз“, не то — „стройхоз“. Обсуждают, что взять завтра в поход, и наконец вспоминают о нас. Слава называет меня и Лену „куклами“, Ромка — „визгушками“, Андрейка — „обойдёмся без девчонок“. Ни одного хорошего слова. Толь-ко Федя никак не обзывает нас, но тоже голосует против.

Они договорились, что рано утром встретятся на пристани и отправятся на Соколиную гору. Без нас!

— Как гербарий делать — нас зовут, — сказала Лена. — Как боевая разведка — мы им не нужны. Бессовестные люди! Ни капельки мужского благородства!

Я предложила немедленно пойти к мальчишкам и заставить их взять нас в поход. Но Лена сказала, что лучше не связываться.

— Надо проучить этих зазнаек! — сказала Лена. — Давай следить за ними. Будем как невидимки.

Хорошо придумала Лена! Уверена, мальчишки не выдержат такого позора, сгорят со стыда.

Так им и надо, задавакам!

Скорей бы наступило утро…»

Берёза стоит на берегу, как часовой на посту. Отсюда ей далеко видно: и разбег реки от горизонта до горизонта, и лес в заречье, и мост в утренней дымке, и зелёный склон Соколиной горы, подпирающей небо.

Тело у берёзы белое, словно бинтом перевязано. Лишь в некоторых местах зажившими ранами проступают на коре пятнышки — подпалины. Дунет ветер, и курчавый лиственный малахай зашумит, затрепещет, закивает во все четыре стороны.

Слава Кубышкин прислоняется спиной к холодному стволу и затем делает несколько шагов вперёд.

— Куда ты шагаешь? Вот бестолочь! — ругается Федя Малявка. — Нужно на юг. Понимаешь? А ты шагаешь куда попало.

— Откуда я знаю, где юг? Во все стороны буду шагать, раз компаса нет.

— Сначала определим южное направление, а потом отмерим десять шагов.

— А как найти юг?

— По муравьям.

— У них разве есть компас?

— А ещё следопыт называется! Простейших вещей не знаешь. Муравьи возле деревьев всегда селятся с одной стороны. Только вот забыл, с какой — с северной или южной.

— С северной. Это точно, — авторитетно подсказывает Ромка Мослов. — Не будут же муравьи на солнце жариться! С северной прохладнее. Индуктивным способом можно что угодно определить.

— Ну раз индуктивным… Это законно! — Андрейка всегда был поклонником Ромкиного способа исследования. — Пойду искать муравьиную кучу. Носик, ко мне!

Андрейка увлекает собаку за собой.

Из лесу доносятся беспорядочный лай и грозные Андрейкины распоряжения: «Носик, сюда!», «Носик, нюхай!», «Носик, стой!» И вдруг ликующее, радостное: «Ура! Нашёл! Вот так Носик!» Затем дикое рычание и страшный собачий визг.

Носик выбегает из лесу. Он фыркает, трясёт головой. Вид у него потрёпанный. Зато Андрейка ликует. Он догоняет собаку и улыбается во весь рот:

— Муравьи Носику нос пощипали. Ну и нюх у собаки! Я туда-сюда, а Носик с ходу выследил… Муравьиное жильё вот с этой стороны дерева. Сам видел. Здесь север. Законно! А юг, выходит, с другого конца. Отсчитывай, Славка, десять шагов.

— Считай двадцать, — поправляет Ромка.

— В записке сказано десять, — стоит на своём Кубышкин. — Почему же двадцать?

— Ты измерял шаг Шубина?.. То-то! А я измерял. По-богатырски шагает. Ровно два твоих шага в его один поместятся.