Лия Симонова - Лабиринт

Думать обо всем этом было утомительно и беспокойно, но и не думать не получалось. Жизнь опрокинулась, нарушив привычное равновесие, и в приветливом к ней ее мире Лине становилось все более неуютно.

Прогоняя дурные мысли, Лина вскинула голову, словно ожидая милости сверху, но тусклое, однообразно серое небо выглядело холодным и далеким и не предвещало ничего доброго.

Лина подняла воротник ослепительно голубой дубленки, не пропускающей к ней ни холода, ни ветра, и прибавила шагу.

— Эй, Чижик, лети сюда! — Резкий окрик заставил ее вздрогнуть.

Чижом, Чижиком звали ее еще в детском саду и, само собою, в школе, и это прозвище, производное от фамилии Чижевская, нисколько не обижало ее, оно сделалось привычным, как второе имя. Но грубый, с хрипотцой голос был явно незнакомым и пугающим.

Лина не остановилась и не обернулась. Она уже приближалась к школьному порогу. Вокруг шумели и толкались ребята. Они неслись мимо, задевая ее локтями, но никому, в сущности, не было до нее дела.

Уверенная в своей силе рука больно сжала Линино плечо, властно развернула к себе, и здоровенный детина, словно внезапно поднявшаяся из земли скала, преградил ей путь.

— Все пялишься на небеса? — бесцеремонно сверля ее взглядом, процедил он сквозь зубы и стильно сплюнул. — Гляди, до бога далеко, а на земле нелегко, да куда денешься…

Деться и впрямь было некуда. Цепкие руки держали ее уже за оба плеча. Лицо, словно высеченное из камня, нависло над ней мощной глыбою.

Лина онемела от страха, но голова продолжала работать, подсказывая, что главное, хотя и не безопасное, оружие — ее обаяние. Посмотрев на своего мучителя уже испытанным долгим взглядом, Лина улыбнулась ему самой обворожительной из своих улыбок так, что ямочки сразу же ожили на разрумянившихся щеках и чуть приоткрылись пухлые губы.

Почти сразу Лина почувствовала, как слабеют сжимавшие ее руки и вся огромная фигура грозного преследователя вроде обмякла, а голова откинулась назад, освобождая светлое пространство над нею.

— Что у тебя с жирным очкариком? — мрачно и без обиняков поинтересовался навязчивый ухажер, грубостью тщетно пытаясь скрыть, скорее всего, незнакомое ему смущение.

— Ничего, — спокойно ответила Лина, намеренно не делая никаких попыток удрать и продолжая ласково улыбаться, словно этот ненавистный тип был самым любимым ее другом, — С этим милым очкариком в детском саду мы сидели на соседних горшках.

Парень довольно заржал, оценив юмор, и тут же пригрозил, но уже не так страшно:

— Еще раз с ним увижу, милым он тебе не покажется, ясно! А вечером прискачешь в скверик, на скамейку под дубом, там посмотрим, куда порхать, ю андестенд?

— Ай андестенд, — невозмутимо согласилась Лина. И поскольку женское начало в ней было сильнее страха, не удержалась от ехидства, спросила капризно: — А как же Вика? Вика не устроит сцену?..

Она уже вспомнила, что остановивший ее тип, не то Дикой, не то Дикарев, учился двумя или тремя классами старше ее и много лет держал их школу в напряжении. Даже самые сильные и смелые мальчишки обходили его стороной, стараясь не попасться на глаза и не испортить отношений. За буйный нрав и ничем не оправданную жестокость приклеилась к нему кличка Дикарь. Однажды, Лина сама видела это, Дикарь выхватил из рук маленькой девчонки котенка, привязал к хвосту консервную банку, и котенок, обезумев от грохота за спиной, до тех пор носился по асфальтированной площадке перед школой, пока не упал замертво. А Дикарь потешался, хохотал от садистского удовольствия. Из школы он ушел после громкого скандала. Паренька из пятого класса, который вовремя не посторонился, он так сильно ударил ногою в живот, что пришлось вызывать «скорую помощь». Говорили, Дикарь устроился работать на завод, но как-то он все же приходил на школьный вечер. Лина нечаянно столкнулась с ним и едва высвободилась из его объятий. На улице Лина встречала Дикаря с Викой Семушкиной, Семгой, упорно стремящейся всем и всеми управлять в их классе. С Семгой умнее всего было не связываться, да и интересы их совсем не совпадали.

— Ты что же, елки-моталки, замечала меня с герлой? — самодовольно перебил размышления Лины Дикарь, — И тоже ставишь условия? Подишь ты, шустрый чижик! — И он снисходительно ухмыльнулся, с недоумением помотав головой. — Ладно, вечером подлетай, там посмотрим, кто из вас лучше чирикает… — И, выпустив Лину, подтолкнул к школе.

Лина получила свободу, но осталось тягостное предчувствие, что она уже в клетке и оттуда легко не вырваться.