Люди работали вяло. Работа не ладилась. Мы потихоньку ссорились между собой. Командовал Брагин. Его почему-то не хотели слушаться, пререкались, даже посылали сквозь зубы кое-куда. Толик отвечал тем же… Он умел.
Объявили перекур. Перекур затянулся. Лишь Рогдай продолжал растаскивать колья: он отличался особым пристрастием к службе.
— Нет, бабу нельзя пускать в войска, — сказал кто-то. — Если к одному приехала, почему же к другому не может? К кому не может, завидки берут, хочется в самоволку вбегать, к зазнобе на хутор. У кого хутора нет…
— Пусть бабочек ловит, — досказал кто-то.
— Гонишь от себя мысли разные, письмо получишь: «Хорошо! Сыты… Одеты». Брешут, конечно, не хотят расстраивать. Видим по другим, как сыты, одеты, обуты. А тут приперлась. Да с ребятенком! Вообще-то молодец тетка! Приехала и приехала, гнать не будешь. И Шуленину подфартило…
— Выпить бы что-нибудь по случаю…
— Керосинчику бы граммов двести.
— Слушай, Брагин, ходят слухи, у тебя в заначке четверть самогонки припрятана?
— Кто брехню пустил? — рассвирепел старшина. — Язык ему вырву.
Неожиданно прибежал дежурный по роте.
— Братва! — закричал шагов за сорок дежурный. — Братва! Бра-атва!
— С кола, что ли, сорвался? — сказал кто-то, лежа на земле.
— Похоже.
— Братва!
— Чего, родимый? Отдышись, сердечный, загонишь себя, раньше времени похоронную жене пошлют.
— Что расскажу!..
— Давай рассказывай!
— Смех!
— И с этим ты спешил к нам? — спросил Толик.
— Подождите, не перебивайте. Ой! — Дневальный опустился на землю, взял у товарища из рук цигарку, затянулся до кишок и продолжал: — Кончай работу!
— Пожалуйста!
— Кто приказал?
— Смех!
— Эту важную новость мы уже слышали. Может, еще что-нибудь знаешь?
— Пришла… Честное слово!
— Ну и какая?
— Обыкновенная… Во и во! — Дневальный развел два раза руки в стороны. — Но приятная. С ребятенком. Первым долгом — бух в ноги политруку.
— Не врешь?
— Не перебивай. Оказывается, она привезла ребятенка, чтоб отцу показать, Шуленину, значит… Жили они долго лет пятнадцать, детей не было; приехал он в отпуск, думали — ничего, а она родила.
— Это нас всех ожидает… Кто вернется домой, конечно, живым.
— Я и говорю… Родила. Подумала: всякое может случиться, отец может и не вернуться, она сына в охапку, на поезд — и с ребятенком, как с пропуском, по всем путям ей «зеленый свет». Привезла показать отцу. Как думаете, братва, молодец аль дура?
— Стоящая жинка! Но если бы моя каждый раз ко мне детей возила, я бы без порток ходил.
— Не о тебе речь!
— Привезла. Шуленина не узнать. Важный стал, как полковник. Приперла с собой два мешка жратвы. Значит, бух в ноги политруку, говорит: «Товарищ командир, я была комсомолкой, я — ворошиловский стрелок, я туда, я сюда, привезла сына к отцу, будьте крестным отцом».
— Врешь!
— Было бы ради чего врать! Борис Борисович, капитан, значит, политрук, рот раскрыл: «Я, — говорит, — член партии». Она ему: «Мы по-нашему, по-советски крестины устроим. Прошу крестины советские устроить, потому что война войной, а сын родился».
— Кто крестной матерью?
— Прохладного позвала…
— Ха-ха-ха!..
— И что решили?
— Я и пришел. Давайте посылайте троих на пищеблок, забирайте ужин, несите в роту. Будут крестины сына роты — так сказал капитан Иванов.
Приказ есть приказ, плохой тот командир, у которого солдатам нужно повторять приказ дважды, мы привыкли понимать с полуслова. Дружно поднялись с земли, еще дружнее бросили мотки проволоки, колотушки; инструмент — кусачки, молотки, пилы, топоры — рассовали по валежнику, так что днем с огнем не наймешь, и двинулись гурьбой, как рыбаки с удачной рыбалки.
Старшина Брагин разошелся не на шутку; он строил весьма смелые прогнозы, смахивающие на директивы:
— Рубанем компот, братцы!
— Еще как! — согласились мы.
— Будем лопать от пуза, — пообещал Толик.
— Спрашиваешь! — обрадовались мы.
Нас догнал Рогдай. Он обиделся.
— Хотя бы предупредили, что уходите, — сказал он.
— Мы думали, что ты будешь строить колючую проволоку до вечера, — ответили ему. — Тебе нравится. Валяй! Труд — дело чести.
— Дело доблести и геройства, — добавил старшина и, подумав немного, еще добавил: — Разберись в колонну, ненароком на коменданта аэродрома нарвемся, будет тогда семейный вечер на орехи.
Готовились к торжествам серьезно: чистились, драились, брились, терли шеи лыковыми мочалками, расправляли усы, гыгыкали и умышленно не заглядывали в палатку к Шуленину. Столы для чистки оружия накрыли новенькими мишенями, фашистом вниз к столу, чтобы фашист не портил мерзким силуэтом настроение людям. Брагин расстарался, сбегал и принес гроздья рябины, ветки сунули в гильзу из-под мелкокалиберного снаряда, поставили гильзу вместо вазы в заглавие среднего стола, где, по предварительным расчетам, должна была сесть героиня торжества. Неожиданно выяснилось, что сидеть в роте не на чем: в роте числилось по описи три табуретки и ни одного стула.
Читать дальше