Михаил Демиденко - Приключения Альберта Козлова

Мы в свою очередь с Рогдаем сходили в магазин, отоварились. Отдали моряку табак, сахар.

— Ребята, — смутился Степа-Леша, — куда вы несете, доберусь, в третьем вагоне — никто с голоду не помирал — братва выручит.

— Нечего у чужих побираться, — возмутилась Серафима Петровна. — Из дома едешь.

Последние дни Серафима Петровна вела с Лешей-Степой душеспасительные беседы. Философствовали они до петухов, и все за жизнь, за правду… Обслушаешься.

Рогдай поссорился с Елкой и заявил, что девчонки дуры до безнадежности.

— Почему? — встряла Серафима Петровна. — Разве твоя мама глупая? А она ведь тоже была когда-то девочкой.

— Мама ни при чем, — ответил Рогдай. — Я про остальных.

— Неужели я глупее тебя? — спросила Серафима Петровна. — Я тоже была когда-то девочкой.

— Между прочим, он где-то прав, — поддержал Рогдая Степа-Леша. — Если, конечно, говорить без предрассудков, то женщина… Она не то что глупее, она более отягощена физиологией. С государственной точки зрения, например, я бы ограничил прием девчонок в вузы. Учат, учат, потом замуж вышла… Была мода, женщина — капитан, женщина — летчик. Какой из бабы капитан? В — море напряжение физическое и моральное, а женщина… Если, становясь мужчиной, она перестает быть женщиной…

— Так, так, — сказала Серафима Петровна. — Выходит, жизнь женщины состоит — из трех «К» — кирха, кюхен и киндер?

— А зачем, спрашивается, женщине эмансипация?

— Быть второсортным гражданином?

— Чего хорошего, если ворочает рельсы бригада из женщин, а единственный мужик — бригадир — ходит, пальцем показывает?

— Ничего хорошего! Только какая же это эмансипация? Идет война, мужчины на линии огня, и пришлось женщинам стать тягловой силой. Все на их плечи, и они несут ношу, и благодаря их, между прочим, труду вы бьете захватчиков.

— Нечестный спор, — сказал Леша-Степа. — Вы любите есть мясо, но мы не обязаны выращивать свиней… Натуральное хозяйство изжило себя. Я благодарю женщин за их труд, я низко кланяюсь им в ноги, но разговор идет о другом — назовите хотя бы одного выдающегося поэта или композитора, художника, математика, философа — женщину. Нет? Нет… Для того, чтобы мысли были возвышенными, нужно оторваться от земли, а женщина слишком глубоко корнями ушла в землю. Женщины — они как мать сыра-земля, и высокие порывы им ни к чему…

— Хорошо. А Кюри? Хорошо… Крупская? Коллонтай?

И Серафима Петровна перечислила фамилии знаменитых женщин…

Почти все фамилии я слышал впервые, поэтому не запомнил.

— В силу сложившихся традиций общества женщина связана по рукам и ногам мелкими домашними заботами. Пока эмансипация — произошла только в политических правах, — продолжала Серафима Петровна, — а в семейной жизни, в общественной… еще не закончилась. Только начинается. И как могут быть знаменитыми женщины-математики, когда их близко к математике не подпускали? Ты освободи женщину от пут мелочных, повседневных, и тогда посмотрим, кто умнее… По сравнению с тринадцатым годом…

— Бросьте вы это сравнение, — зашелся Степа-Леша. — Стыдно уже произносить. Идет сорок четвертый год, а мы поминаем какой-то мифический тринадцатый, начало нового века. Тогда давай с рождества Христова… По сравнению с нулевым годом… Мне начихать, что в тринадцатом году у помещиков не было ни одного гусеничного трактора, для меня это мертвая цифра, потому что помещика я в глаза не видел, я родился при Советской власти, при княжеском иге у нас вообще ни одной домны не было, меня интересует, насколько мы сейчас производим больше танков, чем Германия, чем наши самолеты лучше японских, сколько мы производим стали по сравнению с США… Меня интересует мое время, а не археология.

— Мы сейчас с тобой подеремся, как Кардашев с Полонским, — засмеялась Серафима Петровна.

— Кто такие? — спросил Рогдай, он внимательно слушал дебаты учительницы и моряка, набирался ума-разума. — Из тринадцатого года?

— Нет, из восемнадцатого, — сказала Серафима Петрович.

— А в честь чего они подрались?

— В июне… да, в июне восемнадцатого в Воронеже происходил VI губернский съезд Советов. Мой отец был депутатом от Землянска. Правые эсеры исподтишка обработали часть крестьянских депутатов… Насчет продразверстки… Покрывали саботажников в общественных организациях. Известно, чем занимались эсеры — вредили Советской власти. Председательствовал на съезде Николай Кардашев… Замечательный был человек. Заведовал коммунальным отделом. Кстати, это его руками, по его инициативе в Воронеже пустили трамвай. Был праздник… Коренной воронежский рабочий, подпольщик… Значит, председательствовал Кардашев, а к нам в город с переднего края фронта приехал некий Полонский, с особыми полномочиями. Кто он, мы не знали, он нас не знал. Взял слово… Громко говорил, дельно — о помощи Москве, Южному фронту, и вдруг сгоряча, вроде тебя, Степа, ляпнул: