Зиновий Шехтман - Начальник боепитания

Случилось так: в ноябре 1941 года наш полк пробивался на соединение с дивизией. Разведка доложила, что в селении Ситниково расположены два пехотных полка противника. Можно было, конечно, попытаться их обойти, но гарантии, что враг не поставил сильных заслонов, у нас не было. Поэтому командование решило внезапно напасть на врага и с боем прорваться к своим.

Но когда мы подходили к селу, боевое охранение противника обнаружило нашу четвёртую роту и открыло огонь.

Внезапность нападения была сорвана, но и отступать уже было некуда. Бой в селе затянулся. Мы опасались, что немцы вызовут себе подмогу. Поэтому я посылал всадников к командирам батальонов с приказами выходить из боя. Каково же было моё удивление, когда за получением очередного приказа ко мне лихо подскакал… Петя Захватаев.

— Как ты в седло попал? — спросил я.

— Кавалериста одного ранило, он поручил мне коня сохранить, а лейтенант разрешил в строю остаться.

Бой продолжался.

— Товарищ майор, — крикнул подскакавший всадник, — мотоциклисты!

Справа, в конце села, показались мотоциклы. Сзади на нас уже напирали гитлеровцы, оправившиеся от первого испуга. Вот она, катастрофа, вот чего я так боялся.

И вдруг произошло неожиданное: из боковой улочки вылетел кавалерийский отряд и помчался навстречу мотоциклистам.

И не успели мы опомниться, как лошади на полном скаку налетели на мотоциклистов. Всё смешалось в кучу. В первый момент никто не мог понять, что случилось.

А случилось вот что.

Четверо кавалеристов, в том числе и Петя Захватаев, выполнив задание, возвращались в штаб. Вдруг скачущий впереди Петька закричал:

— Стой!

— Что случилось? — отозвались кавалеристы.

— Конюшня!

Всадники спешились, вошли в сарай. Там стояло больше сотни лошадей. Чуя кровь и пожар, они встревоженно захрапели, прядали ушами, пытались сорваться с привязи.

— Заберём?

— Куда их? Тяжеловозы.

— Напугать да выгнать на фашистов. Вот паника будет! — подсказал Петька.

— А верно…

Один кавалерист зажёг пук соломы и, размахивая им, побежал по конюшне. Лошади поднимались на дыбы, брыкались, рвали привязь.

— Руби недоуздки!

Почуяв свободу, лошади бросились в ворота. Кавалеристы выстрелили, а Петька дико взвизгнул. Табун совсем обезумел и, не разбирая дороги, врезался в мотоциклетную часть. Мгновенно образовалась каша из конских и человеческих тел. Отряд мотоциклистов был смят. Мы выскочили из боя.

В конце ноября Петю наградили медалью «За отвагу». Дело было так. Захватаев, как обычно, доставил на передовую боеприпасы и здесь узнал, что патроны и гранаты срочно нужны боевому охранению, занимавшему высотку метрах в двухстах от переднего края обороны.

О том, чтобы подъехать туда на двуколке, и думать было нечего, все подходы к высотке простреливались.

Тогда Петя, недолго думая, уложил на волокушу патроны и гранаты, сколько мог увезти, надел лямку через плечо и по-пластунски двинулся к нашим окопам.

Высотка эта была противнику как бельмо на глазу, и он всё время пытался овладеть ею. Но крупные силы бросать, видно, не хотел. Окопавшееся на холме отделение вело огневой бой.

Пока Петя тащился с волокушей, патроны у солдат кончились и отделение отошло к первой линии окопов, а гитлеровцы продвинулись вперёд, обойдя холм справа и слева.

Петя разминулся с нашими солдатами — ведь каждый использовал разные укрытия. Поэтому, добравшись до траншеи боевого охранения, он никого там не застал и оказался один в окружении врагов.

Мальчик не растерялся и, засев в окоп, удобный для круговой обороны, открыл огонь из автомата. Иногда для острастки бросал гранаты.

Так Петя удержал высотку до подхода своих. Атаку противника отбили.

…Вот Пётр Захватаев стоит перед строем с пионерским галстуком на груди.

Начальник штаба полка зачитывает приказ о награждении воина медалью «За отвагу».

— Служу Советскому Союзу! — звонко отвечает мальчик и отдаёт пионерский салют.

…Прошло около двух месяцев. И мы получили приказ Верховного командования об отправке всех детей, воевавших в наших боевых соединениях, в тыл. Как ни жалко было, а пришлось расстаться с Петькой. Первое время он писал нам. А потом после тяжёлого ранения меня отправили в тыл. И я потерял его след в суровых военных буднях.