Александр Варшавер - Тачанка с юга

— А что тут особенного? — пожал плечами Борода. — Ты ведь не совсем глухой, а только плохо слышишь. А глухота тебе очень пригодится. Если что спросят, ты раз пять переспроси: «Что? А? Плохо слышу!» Пока тебе будут повторять вопрос, обдумаешь ответ. А может случиться, что поспрашивают, поспрашивают да и отвяжутся. Кроме того, при глухом иногда говорят не стесняясь, и можно услышать кое-что интересное. Насчет твоей глухоты все подтверждено медициной и заверено печатью.

Борода достал из кармана бумажку и протянул ее мне.

— Возьми, это будет тебе вместо паспорта!

В справке, выданной ростовской городской больницей, было напечатано, что Сараф Александр болел сыпным тифом и находился в больнице с декабря 1919 года по март 1920. Выписан в связи с выздоровлением. Остаточные явления (осложнение) — частичная глухота.

— Все понятно? Все запомнил? — спросил Борода.

— Все, товарищ начальник!

— Повтори!

Я повторил и поинтересовался:

— А кем будете вы?

— Для Полковника я есаул первого Донского полка Гурдин Павел Афанасьевич. По документам — советский работник, нахожусь в командировке, а служу в Ростове. — Он достал и показал удостоверение на имя Гурдина Павла Афанасьевича, уполномоченного Северо-кавказской конторы по сбору для переработки лекарственных растений и командировку с указанием пунктов, где Гурдин должен был организовать пункты сбора трав.

На обратном пути Борода сказал:

— Знаешь, Саня, у нас в Чека большое горе. Погиб Костя Лаптев.

— Это тот, что тогда был у вас в кабинете?

— Он. Геройски погиб Костя. Поехал с милиционером и нарвался на бандитскую засаду. Милиционер ускакал, а Костю ранили… Взяли его бандиты раненого и живым закопали в землю. — Борода тяжело вздохнул. — Ох, добраться бы мне до той банды!..

Поезд, на котором мы ехали в Екатеринослав, застрял на полпути. Борода, оставив меня на перроне какого-то полустанка, ушел, как он сказал, «поискать дружков, чтоб помогли».

У меня сложилось впечатление, что, попади он на Луну, то и там через несколько минут будет хлопать по плечу лунного жителя и кричать: «Ты, палка-махалка, будь другом, не откажи!..» Так было и здесь. Появился Борода с двумя матросами. Пересмеиваясь, они вспоминали какого-то Кузю-барабана. Проводив нас до конца перрона, один из матросов распрощался с Бородой, а другой подошел с нами к небольшому, из четырех вагонов, составу.

— Стой! Кто идет? — окликнул часовой.

— Свои, свои! — отозвался наш провожатый и постучал в дверь последнего вагона. — Открой, Бабкин! — Дверь приоткрылась. — Посади товарищей в мою каюту, — приказал матрос и зашагал к паровозу.

Нас устроили в двухместном купе.

Вскоре матрос возвратился, поставил на стол чайник и кружки, потом протянул Бороде большую банку консервов.

Борода взял банку и, покрутив ее в руках, спросил:

— А это что за чудо?

— Бери-бери! — угощал матрос. — Консервы вкусные, трофейные. — Неожиданно он повернулся ко мне: — Вот ты какой, Киркин помощник! Я думал, ты побольше. Мало, видно, каши ел?

— Мало, Егор, — вмешался Борода. — Саша из Питера. Не очень-то там разъешься! Отца беляки убили. А что мал ростом, так это не такой уж грех. Парень храбрый, испытанный и стреляет здорово.

Моряк недоверчиво посмотрел на меня.

— А ты, салага, не дрейфишь?

— Страшновато, но я не один, я ведь с Кириллом Митрофановичем! А вообще, — добавил я, — стараюсь об опасности не думать.

Егору, видимо, понравился мой ответ.

— Ты, браток, в одном неправ. Думать об опасности, конечно, надо. Но только о том, как ее отвести. А страх перед опасностью есть у каждого живого человека. Страх — это не трусость! Его можно в себе подавить, а вот трусость — с ней ничего не сделаешь. Правильно говорю, Кира?

Борода кивнул и пододвинул мне банку консервов.

— Ешь, Саня, а мы с Егором поболтаем.

Они стали вспоминать товарищей. То и дело слышалось: «Убит, погиб, расстрелян беляками». Назывались фронты, от Черного моря до Тихого океана.

— Осталось нас, дружков с тральщика, если по пальцам считать, одной руки хватит, — печально сказал Борода.

— Геройские ребята погибли, — вздохнул Егор.

Поезд стал замедлять ход. Матрос посмотрел в окно.

— Подъезжаем. Ну, Кирюха, — они обнялись, — так держать!

— Есть так держать! — ответил Борода.

— Прощай, салага, береги своего начальника! — протянул мне руку Егор и вышел из купе.

— Кто он? — полюбопытствовал я.

— Сослуживец мой по минному тральщику, рулевой. Работает порученцем у Дзержинского, а здесь он начальник охраны замнаркомвоена, да, наверно, еще какое-нибудь задание имеет.