Ирина Костевич - Предатели

— Кто это тебя, куколка, так опарашил? — тетя Надя и на улице не стесняется интересные вопросы задавать. Громким голосом.

— Мотоциклист. И не куколка Вам я.

— Откуда? У наших и мотоциклов ни у кого не осталось. Последний вон у Амангельды завалило, когда после взрывов гараж рухнул. А куколка — это, в смысле, бабочка. Недоделанная, пока что.

— Вру я, что ли, про мотоцикл?

— Проездом какой орел, надо думать. А Мишаня сам где?

— Он ночевать не придет. Просил сказать Вам.

— Эту Всерождествениху я… Куда пошел, сказал?

— На раскопки, что ли… Я не поняла.

— Ой. А я уже три года, как не поняла. Ладно, рано тебе.

Говорит загадками тетя Надя, ну и пусть. Не дождется, чтобы мне их разгадывать захотелось. Главное, вовремя встретилась и до дома довела. Кобеля своего злого в будку загнала.

Дома были только мама с Лизонькой. Обедом даже не пахло.

— Света нам сюрприз готовит, — усталым от боли голосом сообщила мама. — Но она позже придет. А на обед просила «Доширак» заварить.

И вот тетя Надя, та самая беспардонная Надежда Ивановна, что вчера костерила меня на чем свет стоит за бесхозяйственность, ни слова не говоря, кротко отчаливает на кухню. Нет в мире логики и смысла…

— Тебе хоть легче становится? — протягиваю маме письма.

— На пару миллиметров в день. Утром просыпаюсь, и почти незаметно, но легче. Не представляю, как ехать. Чуть пошевелюсь — боль дикая. Кисонька, а ты, случаем, не глянула в Инете, как меня лечить?

— Да как-то в голову не пришло. Прости, мам.

— А. Ну, конечно, конечно. Ну, все, не отвлекай, читаю.

Судя по тому, что мама, тихонько смеясь, повторяет вслух «дома, построенные по жилищной программе Гитлера» и «слышны крики аистов, строящих здесь гнезда», начала она с папиного письма.

А потом она стала читать письмо, присланное ей ее тетей, и расплакалась.

— Болит так?

— Если бы только это.

— Мамочка, ты извини, что я не посмотрела, как тебя лечить. Это не потому, что я тебе не сочувствую. Просто… ты же обычно самостоятельная, я привыкла…

Но мама не отвечает и плачет. Взахлеб. На шум прибегает тетя Надя. Мама сует ей письмо. Ага, а мне вроде и не надо, да? Я, значит, опять тут левая!

Встаю и демонстративно ухожу. В принципе, уйти я хочу на кухню, но как-то так выходит, что застываю в темном коридорчике, за занавеской. Да, опять подслушиваю. А что делать, если правды от них не добьешься?

Слышу мамино сморкание, потом вступает Надежда Ивановна:

— А ты будто и не знала? Нет? Ну и мамка у тебя — Штирлиц, не баба! И никогда вам с сестрой ничего не говорила? Вот женщина! И ты думала, что это Верка папку вашего бросила? Да тут весь поселок гудел: Игорек влюбился. При жене-красавице и двух дитях. Вот такой вот Ёперный театр… Её Татьяной звали. Девка так себе, конечно, не матери вашей чета. Белесая, мосластая, мелкая… Правда, пела отлично. Танька его на порог не пускала — на фиг ей нужен Игорек этот худосочный, ты уж извини за папку своего. А он — как приворожили. Потом она перевелась на Дальний Восток, так этот и туда за ней поперся.

— Так папа нас жить в Благовещенск звал… из-за нее, что ли… — хлюпает носом мама.

— Таскался за ней по всему Союзу, готов был и в тундру, и в тайгу… Татьяна не знала уж, как отвязаться. Потом замуж, что ли, за кого-то вышла. А Вера наша — вас в охапку, да к родителям, куда еще. Тут не смогла оставаться, стыдно ей было.

— И никогда нам ничего плохого про папу не сказала…

— У тебя мама — ее на руках носить надо. Гордиться ею. Преклоняться. Ты вот дочку как назвала? Ага, понимаешь теперь, дошло. Думаешь, приятно ей было? Но ведь, поди, ни слова не сказала…

— Но почему она никогда ничего не говорит? Никогда не жалуется? Мы ей что, чужие совсем?

— Может, жаловаться не на что?

— Вот к нам ее наводнение выгнало. Так бы сроду не приехала. У нее дом затопило, весь.

— Хоть помогли?

— Вы же знаете наши власти, дождешься от них!

— Я про тебя с мужем. Помогли ей?

— Но она ничего такого и не просила.

— Да что же это за люди пошли! Мать приехала за помощью, а дочка с зятем давай разбирать, где она хорошая, а где — подкачала, не такая, как бы хотелось. Сами — ничего, ни тряпки, ни бумажки не дали. От государства они, видите ли, помощи ждут!!!

— Ну, вы, Надежда Ивановна, не торопитесь с выводами! Она не просила! Она притворялась, что все у нее нормально и лучше всех! Мы не экстрасенсы.

— Это же твоя мать! Ты вон девку свою воспитала — ни рыба ни мясо, скажи ей сейчас: «Поехали домой!», бросит тебя, больную, и не оглянется. А почему она у тебя такая — значит, и ты недалеко ушла. Как там говорят — от осинки не родится апельсинка?