Януш Домагалик: Принцесса и мальчишки

— Но ты ведь сам не можешь… Я видела, что у тебя не получается…

Ни одно подходящее слово не приходило мне в голову. Как ей сказать, что она не должна этого делать? Что сейчас придет Мальгерчик… Что… Ну, что стыдно так, на глазах у всех. Чтобы девочка мальчику… И именно она… Как ей помешать? Не могу же я крикнуть: «Отцепись, отстань от меня!»

А может, никто и не заметит? Нет, я понимал, что это невозможно. В раздевалке стало тихо, наверное, все смотрят на нас… Я боялся поднять голову…

И тут раздался голос Левандовского:

— Ну вот она, наконец, эта шапка! Ирка, пошли, а то не достанем билетов… Ирка! Ты где?

Я поднял голову. И увидел вытаращенные от удивления глаза Кавецкого, глупую физиономию Фрончака… Ехидно ухмылялась Сковроньская, Милецкая уставилась на меня так, будто вдруг увидала перед собой черта, Данка, играя своей косой, не спускала глаз с Ирки…

Она первая и высказалась:

— Ха, ха… Какая любовь! Прекрасное зрелище, не правда ли?

— Вальдек! Иди сюда скорее, посмотри! — позвала Левандовского Сковроньская. — Ты порадуешься…

— Вот потеха! — прыснул Фрончак.

Как назло, на втором ботинке оборвался шнурок, и Ирке пришлось его связывать. «О чем она сейчас думает? — пронеслось у меня в голове. — Как стыдно!»

Милецкая захихикала:

— Девчонки! Настоящее кино, правда?

Тогда Ирка довольно громко, чтобы все слышали, сказала:

— Не обращай внимания… Какое тебе до них дело? Они же глупые!

— Ирка! — заорал вдруг Левандовский. Он отпихнул девчонок и с такой силой схватил Ирку за плечо, что берет слетел у нее с головы. — Ты с ума сошла! Брось сейчас же! Ты что, нанялась ему прислуживать? Не позорься!

Я встал. Ирка тоже. Мне показалось, что она побледнела. Я должен был немедленно врезать Левандовскому, да так, чтобы он летел через всю раздевалку. Я должен был разогнать все эти ухмыляющиеся рожи, поднять ее берет, и пусть тогда кто-нибудь попробует еще хоть слово сказать…

Да. Должен был… Но что я мог с этим своим забинтованным коконом? Как я проучу Левандовского одной рукой, да еще левой?.. Не успею я его ударить, как он собьет меня с ног. И он это прекрасно знает. Он прямо позеленел от злости.

— Прислуга! Вот, оказывается, ты кто! Жалкая прислуга!

Все с ним заодно. А мы молча стоим рядом. Кавецкий просто заходится от смеха. Я перестаю различать лица, только серые пятна… Я закрываю глаза, чтобы как-то прийти в себя. И тогда я слышу:

— Эй, ты, артист! Ты, кажется, что-то сказал… Я не расслышал!

Это Мальгерчик. Наконец-то он здесь! Прийти бы ему на пять минут раньше, ничего бы этого не случилось. Он снова что-то жует… и так, с набитым ртом, и говорит с Левандовским.

А тот презрительно:

— Я сказал: «Жалкая прислуга!» А тебе-то что?

Мальгерчик оттолкнул меня — я мешал ему пройти, — дожевал свою булку и почти вплотную подошел к Левандовскому.

— Мне-то ничего. А перед ней извинись…

Смех Кавецкого разом оборвался. Фрончак отскочил к окну, а девчонки с удивлением уставились на Мальгерчика. Только Милецкая все еще продолжала хихикать.

— Оставь его… — сказала Ирка. — Не стоит…

Но Мальгерчик, не обращая на ее слова внимания, продолжал:

— Будешь просить прощения?

— Нет!

— Нет? — В голосе Мальгерчика не было и тени угрозы, а только величайшее удивление. — Не извинишься?

Молниеносный удар. И Левандовский летит метр, два… налетает на Фрончака. А Мальгерчик уже рядом с ним.

— Что здесь происходит? — раздается голос от дверей раздевалки.

Это наш школьный сторож старик Крукевич, сколько уж лет мы все его знаем, а он нас… Заметил ли он, что произошло, или только что вошел?

— Ничего особенного, пан Крукевич! — успокоил его Мальгерчик. — Просто Артист получил по физиономии.

— Мальгерчик! Опять безобразничаешь? Сейчас пойдешь со мной к директору!

— Уже иду… — отвечает Мальгерчик, оглядываясь на старика Крукевича…

И вдруг быстрый поворот. Глухой удар, и Левандовский снова отлетает в сторону… Он этого никак не ожидал и не успел прикрыться. Теперь стоит с глупым видом, словно не понимая, что, собственно, произошло.