Григорий Абрамян - Кто взял фальшивую ноту?

— Давай сюда, — говорю. — У моей бабушки была такая копилка. Я шутя справлялся с ней. Тут сноровка нужна!

Костя недоверчиво передал мне семейную сберкассу. Я взял копилку двумя руками, чуть приподнял ее и, замирая от страха, разжал пальцы. Копилка грохнулась на асфальт. Гипс вперемешку с медяками брызнул в разные стороны.

Костя ахнул.

Но немая сцена продолжалась недолго. В следующее же мгновение я получил первую затрещину. И пока ребята опомнились и кинулись мне на выручку, Костя успел надавать мне еще не одну.

Не знаю, сколько бы еще бушевал Костя. В чувство его привел возглас Сережки:

— Смотрите, сколько я насобирал!

Его ладонь была полна мелочи.

Костя, забыв обо мне, упал на колени и стал ползать по холодному асфальту, собирая монеты. Мы последовали его примеру.

Все собранные деньги мы побросали Косте в шапку.

Костя зло посмотрел на меня, повернулся и пошел прочь.

— Костя! — взмолился я. — Будь другом, выручай — нам нужно всего три рубля… Ты же обещал. Мы обязательно отдадим, вот увидишь!

Костя вернулся назад и молча отсчитал три рубля.

Потом мы отправились под Женькины окна и начали свистеть, мяукать, кукарекать. Но Женька так и не появился. Здорово, наверное, ему, бедняге, влетало там наверху!

— Айда к дяде Степе! — воскликнул Сережка. — Попросим его сегодня же отнести деньги Геннадию Максимилиановичу…

И хотя было поздно и нас потом ругали дома, мы отправились к дяде Степе, чтобы сделать последний взнос.

На следующее утро до уроков я помчался к Женьке. Дверь мне открыла его мама.

— Заходи, заходи, Феденька, — приветливо сказала она. — Я как раз пирог испекла.

Я удивился: никаких следов вчерашней бури!

По всей квартире плыл легкий дымок. К нему примешивался запах меда. Хотя я к еде равнодушен, не то что Васька, у меня невольно потекли слюнки.

— А пирог-то у нас сегодня не простой, — с хитрой улыбкой сказала Женькина мама. — Пирог-то у нас — музыкальный. Хочешь поглядеть?

Я скромно глотнул слюну и сказал:

— Спасибо, не хочу…

Но ноги сами понесли меня на кухню.

— Смотри, — между тем говорила Женькина мама. — Рисунок Женя сам придумал.

В центре гигантского пирога темнел рисунок из повидла: лира, а посередине то ли японские, то ли индусские Письмена и что-то вроде сердца, пронзенного стрелой. Недоумение мое росло. Я бросил в прихожей ранец и Прошел в Женькину комнату.

— Ничего не понимаю! — воскликнул я.

— А ты попробуй угадать, что тут вчера говорил Геннадий Максимилианович, — весело отозвался Женька.

— Требовал возместить убытки?

— Ха!

— Обещал сообщить в общеобразовательную школу директору?

— Ха-ха!

— Грозился передать дело в милицию?

— Ха-ха-ха!

Моя фантазия иссякла, и я сказал:

— Не пианино же он тебе обещал подарить в конце кондов!

— Угадал, — ответил Женька. — Именно пианино!

— Да брось ты, Женька! Чего ты мне голову морочишь?

— А ты слушай дальше. Геннадий Максимилианович рассказал родителям, что слушал мое пение и что мне обязательно нужно учиться музыке. Он, мол, сам будет со мной заниматься. И обещал завтра же дать справку, по которой можно взять в музпрокате пианино.

— А стекло? — растерянно спросил я.

— Вот это самое удивительное, Федя. Геннадий Максимилианович о стекле не сказал ни слова, ни единого словечка!

— Значит, родители до сих пор ничего не знают?

Но Женькины родители, оказывается, все знали. После ухода Геннадия Максимилиановича, рассказывал дальше Женька, у них дома словно праздник наступил. Мама поставила тесто, отец затеял с ним борьбу. Веселились они допоздна. А утром… Утром Женька не выдержал и во всем сознался отцу.

— Ну и правильно! — сказал я. — Молодец, Женька!

— Я решил: пусть все будет по-честному…

— Влетело?

— Влетело, — вздохнул Женька. — Еще как! Чуть весь праздник не испортил. Ругали они меня здорово. А потом отец, перед уходом на завод, дал мне десять рублей и велел отнести Геннадию Максимилиановичу. Он, мол, не станет из-за меня краснеть перед хорошим человеком… а! — вдруг вспомнил Женька. — Вы почему не отдали тогда письмо Геннадию Максимилиановичу?

Я рассказал Женьке про все наши мучения, героический Васькин поступок, гибель гипсового кота и про то, почему мы спрятали письмо.

— Вот спасибо! — воскликнул Женька. — Ай да Васька! И Сережка! И Костя! И… кот! И Гриша!

— Гриша?!

— Конечно! Письмо знаешь как помогло! Геннадий Максимилианович сказал вчера: «Приходит твой приятель с письмом, между прочим, немного подпорченным, и говорит: „Если примете Женьку в школу, я вам отдам личное письмо!“ Я не устоял и сразу согласился: мне, кстати, звонила Людмила Николаевна. Она интересуется твоей судьбой…»