Владислав Крапивин - Валькины друзья и паруса [с иллюстрациями]

Чего он добился? Завтра, наверно, всё повторится. Ну, опять галстук не отдаст. Ну и что? Носить его всё равно запретят, если считается, что исключили.

Самое страшное, что никто не поможет. Кто может дать защиту?

А может быть, кто-нибудь защитит? Кто?

Где-то в этом городе живёт Сандро, старый Валькин вожатый. Но где его найдёшь? Забыл Валька летом взять адрес. Так глупо получилось…

Кто ещё?

И вдруг Валька понял, кто поможет. Оксана Николаевна. Она всегда понимает. Надо пойти и всё рассказать. Прямо сейчас надо пойти, ещё не поздно.

Путь до большого зелёного дома на углу Пушкинской показался ему очень коротким и знакомым. И лестница в доме, и дверь, и даже коричневая кнопка звонка в белом колечке. И поэтому вдруг поверилось Вальке, что всё сейчас решится, всё будет хорошо. Он смело вдавил кнопку, и звонок за дверью словно взорвался с резким рассыпчатым треском. Валька вздрогнул и замер, испуганный своей решительностью и этим оглушительным звонком. Но за дверью уже дёргали запор, и вот она открылась. Валька увидел Серёжку.

Того Серёжку, который отказался голосовать за Валькино исключение.

«Брат», — подумал Валька даже без удивления, а просто с досадой: как он не догадался в школе. Они с сестрой так похожи…

Ещё скользнула мысль, что он. Валька, видно, долго бродил по улицам, если Серёжка успел прийти из школы и даже переодеться.

Наверно, брат Оксаны Николаевны удивился. Он несколько секунд смотрел на гостя и моргал. Потом смутился и шагнул в сторону, чтобы пропустить Вальку.

Ничего не сказал.

— Здравствуй, — поспешно и растерянно пробормотал Валька. И тут же понял — глупо здороваться, если только час назад виделся с человеком. И вообще всё получилось так глупо и противно. Даже уши начали гореть под шапкой. Зачем он пришёл? Какой помощи он хочет? Чтобы Оксана Николаевна пошла уговаривать завуча?

Ему показалось, что Серёжке известны его мысли, страх его и слабость. И Валька понял, что не переступит порога.

— Оксана Николаевна дома? — спросил он, отчаянно желая, чтобы дома её не оказалось.

— Она скоро придёт, — как-то виновато сказал Серёжка. — Ты подожди. Заходи…

— Нет, я пойду, — пряча глаза, ответил Валька. Было неловко скрывать за пустыми словами главную свою большую тревогу, и оба они понимали это. «Что там было после меня?» — хотелось спросить Вальке, но он знал, что скорей умрёт, чем спросит. Вместо этого он сбивчиво и торопливо сказал совсем другое. И даже обрадовался, что нашёл такие спасительные слова: — Я только спросить хотел… Мы договаривались с Оксаной Николаевной… Один мальчишка с вами на каток хотел ходить. Ему когда можно прийти?

— Да. Я знаю, — оживился Серёжка. — В воскресенье можно. Утром. — И глянул на Вальку с простодушным удивлением: Значит, из-за этого ты и пришёл?

— Я передам ему. Я пошёл, — сказал Валька.

На лестнице он попробовал даже засвистеть что-то весёлое, но не получилось.

Теперь уже не виделось никакой надежды.

Валька побрёл к дому. Но что делать дома? Не всё ли равно теперь… Он очень устал. Увидел скамейку на пустыре и сел.

Это был пустырь за Андрюшкиным домом. Вернее, уже не пустырь, а молодой садик: из-под снега торчали тощие прутики осенних саженцев.

Валька привалился к спинке скамьи и взял пригоршню снега. Снег был сухой и сыпучий, как песок. Совсем не холодный.

«Никто не поможет», — подумал Валька.

Даже мама и отец не помогут. Ну что они сделают?

До сих пор при любой беде можно было найти, у них защиту. Даже если очень виноват или несчастен, можно было прижаться к отцу и спрятаться от всяких бед.

Один такой случай Валька помнит удивительно ярко.

Был солнечный летний день. Хороший день, потому что все ждали папу. Он должен был вернуться из командировки. Все радовались, и пятилетний Валька радовался. И, наверно, эта самая радость заставляла его прыгать, хохотать и вертеться под ногами. И он довертелся: зацепил на краю стола фаянсовую пепельницу и грохнул на пол.

Стало тихо-тихо, и день потемнел.

Поникший Валька стоял над черепками и не понимал, как это случилось: было всё хорошо и вдруг в одну секунду стало плохо.

Он чувствовал, что совершил ужасное дело. Это была любимая папина пепельница — смешная собака с розовой пастью. Она казалась такой же вечной и прочной, как дом, как деревья, как земля. И такой же нужной. Она была всегда, эта весёлая собака.

И вот — черепки. Из-за Вальки.

Самое страшное было то, что никто не закричал на Вальку, не потащил в угол, не назвал разбойником и хулиганом. Только Лариса деревянным голосом сказала: