Людмила Харченко - Шел ребятам в ту пору…

— Чему радуешься? Весело живется, что ли?

Неля посмотрела на нее долгим, испытующим взглядом, покачала головой и ответила, уже не думая об осторожности:

— Пока что невесело… Но Москва говорит: «Будет и на нашей улице праздник». Победа близка. Красная Армия скоро освободит нас!

— Смотри ты, сразу перекрасилась, как услышала, что наши побеждают, — подбоченясь и наступая на Нелю, говорила соседка.

Неля молча пятилась к своему дому, а соседка наступала на нее и тихо высказывала свою ненависть девчонке, которая, по ее убеждению, продалась врагам. Неля заткнула уши и убежала. В своей квартире разрыдалась:

— Мамочка, за что она так… Мамочка!

Евдокия Ивановна гладила вздрагивающие плечи Нели:

— Успокойся. Пусть говорит. На каждый роток не накинешь платок.

Неля вытерла слезы. Неуютно было на душе. От Жени и Вали никаких вестей, и это еще больше угнетало.

Прошел месяц тревог и ожиданий.

Утром в дверь Белявских громко постучали. В комнату ворвался полицай, за ним гестаповец.

— Кто здесь Неля Белявская?

Неля, сидевшая у стола, поднялась.

— Я!

— Ты арестована, — грубо сказал полицай.

Евдокия Ивановна увидела, как мертвенной бледностью покрылось лицо дочери. Она кинулась к ней и, загородив собой, закричала:

— На дам!

Ощетинился Джульбарс и зарычал, приготовясь к прыжку.

— Джульбарс, тубо! — приказала Неля и, видя, что гестаповец вынимает пистолет, бросилась к Джульбарсу. Схватила собаку за ошейник, стала гладить ее спину и морду. Собака немного успокоилась. Неля обняла ее за шею:

— Прощай, Джульбарс!

Евдокия Ивановна кинулась к дочери.

— Ты только не волнуйся, мамочка, ты, пожалуйста, не волнуйся… — повторяла Неля.

Джульбарс рванулся было за Нелей, потом подбежал к лежавшей в беспамятстве Евдокии Ивановне, лизнул ее лицо шершавым, горячим языком и тихонько заскулил.

Евдокия Ивановна целыми днями дежурила у здания гестапо. Восемнадцатого января ее, наконец, выслушали, сказали, чтоб не беспокоились и предупредили: Нелю увезут, нужна теплая одежда.

Мать в тот же день принесла пальто, платок, валенки. А утром девятнадцатого января в комнату к ней вбежал незнакомый мальчик.

— Скорее, скорее идите к гестапо! — кричал он.

Мать выбежала из комнаты. Она задыхалась, ноги плохо слушались ее.

В это время со двора гестапо медленно выехала закрытая машина.

Когда Евдокия Ивановна добежала до проспекта Ворошилова, машины уже не было…

— Наши в городе!

— Мы свободны!

— Красная Армия освободила Ставрополь!

Несколько девочек-подростков постучали в квартиру Белявских. На стук вышла младшая дочь Евдокии Ивановны. Веселые, радостные одноклассницы Нели, ничего не зная, спросили:

— А где Неля?

— Фашисты убили. И Валю Плугареву и Женю Буланову убили, — ответила девочка и заплакала.

А мать Нели, поседевшая от горя, стояла на улице. У ее ног сидел Джульбарс. Молча смотрела Евдокия Ивановна на родные лица бойцов. Смешанное чувство владело ею: радость освобождения и щемящая горечь утраты.

Постояв на снежном ветру, она взяла за ошейник Джульбарса и пошла к лесу. Ветер со снежной пылью и песком бил ей в лицо. Джульбарс бежал впереди, то обнюхивая землю, то тыкаясь мордой в сугробы. Умный пес понимал, что от него хотят.

Мокрая и изнемогающая от усталости и горя поздно вечером вернулась Евдокия Ивановна домой. Ночь провела без сна. А утром снова шла по знакомой дороге в лес, и Джульбарс с нею. Проваливаясь по колено в сугробы, выбиралась, вытряхивала из старых валенок снег и снова вместе с Джульбарсом искала.

— Джульбарс, ты должен найти Нелю! — просила она.

Пес греб когтистыми лапами землю.

Восемь дней блуждала по лесу Евдокия Ивановна. Восемь ночей провела без сна. На девятое утро направилась к Холодному роднику. Джульбарс, бежавший впереди, остановился у рва. Поднял морду вверх и завыл. Евдокия Ивановна подошла ко рву и замерла. На дне его лежали мертвые люди, припорошенные снегом.

С расширенными от ужаса глазами она медленно шла по насыпи и всматривалась в убитых. Вот из-под снега виднеется женская нога, рядом голова старика, а вот клочок серого клетчатого платья… Как у Нели. Евдокия Ивановна сползает в ров, пробирается к клетчатому куску материи. Джульбарс воет наверху.

Евдокия Ивановна очищает от снега труп. Над распухшей верхней губой черная выпуклая родинка.

— Не-е-ля! — закричала мать.

На другой день состоялись похороны Нели, Вали, Жени и всех погибших от рук фашистских палачей. Исстрадавшаяся Евдокия Ивановна долго не понимала, что от нее требуют. Потом слабыми руками взяла горсть земли и бросила в могилу. Ее примеру последовали школьники — друзья и подруги, которые пришли на похороны.