Эсфирь Цюрупа - Олешек

Там было много народу. Все сидели и ели. На белых скатертях стояли цветы, подавальщицы бегали с подносами, полными тарелок. Звенели ножи и вилки.

У окна за дальним столом Олешек увидал седую голову лётчика. Он ел, склонившись над тарелкой, и о чём-то разговаривал с соседом.

Олешек стал подавать ему разные знаки, махал рукой и подпрыгивал. Но окошко было высоким, на нём стояла посуда, и трудно было издалека, из столовой, разглядеть Олешкину подпрыгивающую макушку, лоб и два глаза, чуть видные из-за горы тарелок.

Тогда Олешек подпрыгнул повыше, уцепился руками за окно и повис.

— Я солил перловый суп! — крикнул он что было сил и свалился на белый кухонный пол.

Там, за раздаточным окном, в столовой, стало вдруг тихо-тихо. А в кухне поднялся шум. Все побежали к Олешку: Анна Григорьевна, и молодые поварихи, и судомойки. И вдруг, откуда ни возьмись, — доктор Иван Иванович.

— Я принёс очки, я принёс очки! — пискнул ему Олешек.

Но доктор не обратил на эти слова никакого внимания. Он помог Олешку встать и стал ощупывать его руки и ноги.

— Мне ничуть не больно, — мужественно сказал Олешек.

— Зато сейчас будет больно, — ответил доктор и звонко подшлёпнул Олешка по мягкому месту, тому самому, на которое он только что упал. — Ты как сюда попал? — сказал доктор сердито.

— Это я его позвала, вы уж на него не сердитесь, — проговорила поспешно Анна Григорьевна. — Он меня выручил, очки принёс…

— А ну, марш отсюда! — грозно скомандовал доктор Олешку.

И Олешек грустно поплёлся прочь.

Он был уже у самой двери, когда Анна Григорьевна догнала его.

— Ты мои помощничек, — сказала она ласково и сунула ему в руку что-то круглое и тёплое.

И у Олешка на душе сразу стало веселее.

Когда человеку уже шесть лет и в руке у него сладкий коржик, который можно кусать на ходу, — такой человек не станет унывать по пустякам.

Олешек идёт по заснеженной дорожке. Идёт он не просто, а вприпрыжку. То на одной ноге прыгает, то сразу на двух, то прямо, то боком. И командует:

— Раз — боком, два — скоком!

Конечно, такой команды не бывает, но зато под неё хорошо прыгать.

Вдруг позади Олешка кто-то громко сказал:

— Ловко ты скачешь!

Олешек обернулся: его догонял лётчик. Он торопился и на ходу запоясывал свою меховую куртку меховым ремнём. Олешек очень ему обрадовался. И лётчик, видно, тоже обрадовался Олешку, и они друг другу улыбнулись.

— Здравствуйте! — звонко крикнул Олешек и стал на самый край дорожки, чтобы пропустить лётчика вперёд, потому что дорожку обступили тесные сугробы.

Но лётчик не стал обгонять Олешка.

— Здравия желаю, товарищ Звонок! — ответил он и подёргал Олешка за меховое ухо шапки. — Значит, ты солил перловый суп?

Олешек просиял от гордости:

— Я сам! Это я вам кричал. Вы услышали?

— А как же! Все услышали, — усмехнулся лётчик. — Добрый суп. А ты… — Он озабоченно взглянул в радостное лицо Олешка, — ты ничего не разбил, когда приземлился, а?

— Нет, там все тарелки целы, — успокоил его Олешек.

— Чудак человек, разве я про тарелки? — И лётчик осторожными пальцами потрогал синяк на Олешкином лбу.

Олешек замотал головой, как козлёнок, которому трогают рожки.

— Эта шишка не считается, она старая! — и поскорей спросил: — А можно я с вами пойду?

— Пойдём, — согласился лётчик. — А куда?

— А вы куда?

— Я просто шёл догонять. — И лётчик завязал тесёмки от шапки под Олешкиным круглым подбородком.

— Ну и я с вами пойду догонять!

Лётчик весело рассмеялся, от смеха дрогнули его брови, золотистые, как колоски.

— Ладно, догоняй! Только не очень спеши.

И они пошли вместе.

Снег вокруг стоял высокий. В нём утонули скамьи, наружу торчали только выгнутые спинки. Над головами лётчика и Олешка старые липы сплетали голые ветви. На них кое-где висели семена, круглые, как охотничьи дробинки. А на морщинистых стволах Олешек увидал странные снежные нашлёпки. Они сидели одна над одной, ровно, как пуговицы.

Олешек удивился:

— Что ли Валерка тут снежками кидался? Он же дома сидит, у него же горло болит!

Лётчик засмеялся, подкинул вверх свою шапку-ушанку, тряхнул головой, и шапка села ему обратно на макушку.

— И вовсе не Валерка кидался, а я!

Он сжал в ладони снег, сделал быстрый рывок — р-раз! — и новая снежная пуговица села на дальнюю липу.