Жорж-Эммануэль Клансье - Детство и юность Катрин Шаррон

Он помолчал немного и вдруг спросил:

— А вы вправду считаете, что мы сумеем вырастить девочек?

— Конечно, — ответил Франсуа.

— А ты, Кати, ведь ты слишком молода, чтоб заменить маму. Да, ты еще очень молода… А потом, лет через пять-шесть ты выйдешь замуж, и кто знает… согласится ли твой муж оставить их у себя…

Катрин упрямо опустила голову:

— Я не выйду замуж.

— Не болтай глупостей, — мягко возразил отец.

— Все равно я не расстанусь с девочками…

Клотильда и Туанон слушали весь разговор с серьезными лицами. Этот долгий спор старших об их судьбе вызывал у девочек смутное беспокойство. Они чувствовали, что над ними нависла какая-то угроза.

Клотильда, стоявшая на лавке, перегнулась через плечо отца и схватила за руку Туанон, сидевшую с другой стороны.

— Не бойся, Туанон, когда я выйду замуж, я сделаю, как Кати: я не расстанусь с тобой!

Жан Шаррон не смог сдержать улыбки. Это была уже вторая улыбка за сегодняшний вечер, и Катрин подумала, что, может, улыбки эти повлияют на решение отца сильнее, чем все рассуждения и доводы Фелиси и дядюшки Батиста.

Она знала, что отец увидится на днях с крестной и толстуха, разумеется, не упустит случая снова завести разговор о сиротском приюте. Нет, совсем не потому, что крестная — злая женщина, просто она думает, что так будет лучше для всех.

Отец действительно встретился с Фелиси и после разговора с ней уже готов был идти к начальнице монастырского приюта.

Он попросил Катрин и Франсуа не заводить больше разговора на эту тему в присутствии Клотильды и Туанон. Чтобы возобновить дискуссию, приходилось дожидаться, пока сестренки улягутся спать.

Каждый вечер Катрин со страхом ожидала этого часа. Ей было мучительно стыдно противоречить отцу, сознательно причинять ему боль и пугать, рисуя в самых черных красках будущее девочек, если он будет упорствовать в своем намерении «бросить» их. Катрин приходила в отчаяние от этих трудных разговоров, но она прекрасно понимала, что они — единственное ее оружие.

— Кто говорит, что я бросаю их? — спрашивал отец. Он понуро сидел перед очагом, сцепив руки и опираясь локтями на колени. И вздыхал: — А что, если в один прекрасный день мы не сможем накормить их и одеть? И позже, когда они подрастут… вдруг они… вдруг они свернут на дурную дорогу?..

— На дурную дорогу? Что это значит? — спрашивала Катрин.

Отец разводил руками:

— Да ничего. Ничего это не значит… Ну, понимаешь ли… ты же видела в Ла Ганне молодых парней и девчонок, которые попрошайничают, воруют или пьют…

— Но тогда все мы… и я, и Франсуа… и Марциал тоже… все мы могли бы, как вы говорите…

Когда отец не знал, что ответить, он обычно поднимался с лавки и заявлял, что пора спать.

На следующий вечер обсуждение возобновлялось.

Однажды отец заявил, что был у начальницы приюта и снова увидится с ней через два дня, чтобы окончательно решить вопрос о девочках; начальница, которой он рассказал о сопротивлении старших детей, сама посоветовала ему еще раз хорошенько все обдумать и обсудить.

Катрин снова собрала свой военный совет. Было решено, что Орельен на фабрике поговорит с дядюшкой Батистом от имени Франсуа и попросит старика вмешаться и помочь им.

Этот маневр принес свои плоды. Вечером Жан Шаррон рассказал, что случайно встретил на дороге дядюшку Батиста. В действительности же старик намеренно оказался на его пути.

— Он толковал со мной довольно долго, — сказал отец, — и уверял, что Франсуа со временем получит хорошее место на фабрике, а может, и ты, Кати…

Поэтому он считает, что можно смело оставить Клотильду и Туанон дома…

Жан Шаррон умолк и задумчиво поглядел на сына и старшую дочь…

— Видите, теперь уже не я, а дети решают все в этом доме!..

— Ну что вы, папа! — слабо запротестовала Катрин.

В этот вечер, когда все улеглись спать, она бесшумно встала с постели, подошла к спящим сестренкам, поцеловала их в лоб и на цыпочках вернулась к себе. Проходя мимо кровати отца, она на минутку остановилась, прислушалась к его сонному, немного хриплому дыханию и улыбнулась в темноте.

Итак, решено: Клотильда и Туанон остаются в доме-на-лугах. Теперь надо было подумать о том, как и где заработать хоть немного денег. Катрин отправилась к крестной разузнать, не может ли Фелиси найти для своей крестницы какую-нибудь поденную работу.

Нет, Фелиси не была злой женщиной. Она считала, что поступает разумно, советуя отцу отдать младших дочек в монастырский приют, но раз вопрос этот отпал, толстуха готова была всячески помочь Шарронам. Первым делом она уговорила своих хозяев пригласить Катрин на временную работу. «Господа мои, говорила крестная, — конечно, изрядные скупердяи». Скупые, но чванные супруги Малавернь считали, что для поддержания собственного престижа им следует иметь не менее двух прислуг: кухарку — в данном случае Фелиси — и горничную.