Жорж-Эммануэль Клансье - Детство и юность Катрин Шаррон

Отец вдруг встал из-за стола и направился в комнату. Катрин показалось, будто он что-то шепчет на ходу; ей послышалось «Мария… Мария…» Крестный пошел за ним. Скоро они вернулись обратно. Отец был мертвенно-бледен.

— Прошу вас, — сказал он глухо, — прошу вас…

Он сделал приглашающий жест рукой, но не смог закончить фразы.

— Папа, не убивайтесь так, ну, пожалуйста… — умоляюще пролепетала Мариэтта.

— Жена права, — проговорил Робер. Это были первые слова, сказанные им за весь день. Должно быть, он счел уместным дать понять, что тоже, по-своему, принимает участие в семейном горе. И добавил: — Все это так, но Амбруасс — не ближний свет, а в темноте лошадь идет не больно-то быстро…

Слова Робера послужили сигналом; все поднялись с мест и стали прощаться. На улице стоял сильный мороз. Отъезжающие набились в двуколку Робера. Лошади потребовалось немало усилий, чтобы сдвинуть с места перегруженный до отказа экипаж. Двуколка медленно тронулась, скрипя и подпрыгивая на рытвинах и ухабах. Отец и Катрин стояли в дверях, провожая гостей, и слушали, как Робер осыпает лошадь яростной бранью и щелкает кнутом. Когда повозка исчезла за поворотом, отец взял Катрин за руку. Так они стояли, неподвижные и безмолвные, на ледяном ветру. Катрин не решалась ни пошевельнуться, ни заговорить; ей казалось, что от ее маленькой руки исходят сила, тепло и доверие, которые передаются отцу, его измученному, наболевшему сердцу…

Вдруг отец словно очнулся:

— О чем я только думаю! Бог ты мой! Держать тебя на таком холоде раздетой…

Они вернулись в кухню, подошли к догорающему огню. Клотильда и Туанон, обнявшись, дремали в углу. Отец робко прикоснулся пальцами к густым локонам Клотильды, к гладкой черной челке Туанон.

— Что же делать? — спросил он глухо.

Из темного угла, от окошка, донесся голос Франсуа:

— Надо сделать так, как говорит Кати.

Отец устало пожал плечами. Катрин отодвинулась от огня, чтобы никто не увидел ее внезапно залившееся краской лицо. Значит, Франсуа тоже все понял, Франсуа будет защищать ее, он поможет ей выиграть битву! Он тоже считает, что со смертью матери именно она, Катрин, должна взять на себя заботы о доме и семье? Катрин была несказанно изумлена, отыскав в тайниках своего горя неожиданную радость — радость дружбы и единомыслия с братом. Она хорошо понимала, что битва за семью еще не выиграна, что отец колеблется, что завтра он, быть может, сочтет более благоразумным отправить Клотильду и Туанон в приют, но зато теперь она знала, что не будет одинокой ни в этом тяжелом испытании, ни во всех других.

На следующий день Катрин решила посоветоваться с друзьями. Отец рано утром ушел на работу. Франсуа сидел, полусонный, перед своим станком. Время от времени он запускал его ударом ноги, но тут же останавливал и снова погружался в дремоту. Клотильда и Туанон спали как убитые. Катрин убирала в буфет миски, протирала мебель, поглядывая на спящих сестренок. Как завидовала она их беззаботному детскому сну, она, которая уже в восемь лет лишена была такого счастья!

— До чего ж они милы!

Ей захотелось, чтобы брат тоже полюбовался на сестренок. Он по-прежнему сидел за своим станком, устремив безучастный взгляд в пространство.

— Франсуа! Подойди-ка сюда, погляди.

Брат поднялся со стула и, подпрыгивая на своих костылях, словно большой дрозд с подрезанными крыльями, подошел к Катрин.

— Ну что? — спросил он брюзгливо. — Что ты хочешь мне показать?

— Девочек.

— Девчонок? А что с ними такое, с девчонками?

— Посмотри, как они спят, какие они хорошенькие!

— Ну вот еще, новое дело!

Франсуа выглядел плохо в это утро: лицо его осунулось, глаза припухли; завитки густых черных волос свисали на лоб. Рот кривился в хорошо знакомой Катрин гримасе.

«У него болит нога, — подумала она. — Он натрудил ее за эти дни».

Катрин уже жалела, что позвала брата. Она знала, что в такие минуты самое лучшее не трогать его, не замечать его присутствия. Но было уже поздно: Франсуа заговорил.

— Девчонки хорошо делают, что дрыхнут, — цедил сквозь зубы Франсуа. Скоро им не придется так долго нежиться в постели!.. Вчера вечером я зря поддержал тебя, Кати. Мне надо было сперва хорошенько подумать. В самом деле: что делать с девчонками? Отец зарабатывает гроши… А мои веретена… пока есть заказы, все хорошо, но ведь бывает и так, что заказчики не приходят. И потом… как только позволит эта подлюга, — он указал на больную ногу, — я поступаю на фабрику. Ты, конечно, наймешься куда-нибудь служанкой.