Люси Монтгомери - Истории про девочку Эмили

Эмили с любопытством подбежала к надгробию. На большом плоском камне была выбита одна из длинных, путаных, многословных эпитафий старых времен. Но под ней не было текста из Библии или церковного гимна: ясно и отчетливо, несмотря на потрудившееся над плитой время и покрывшие ее лишайники, виднелась строка: «Здесь я и останусь».

— Вот так он расквитался с ней, — сказал кузен Джимми. — Он был хорошим мужем… и она была хорошей женой и родила ему много детей… и он так и не оправился от горя после ее смерти. Но обида терзала его, пока он не дал ей выход вот таким образом…

Эмили содрогнулась. Почему-то мысль об этом мрачном старом предке, с его неумирающей обидой на самого близкого и дорогого человека, пугала ее.

— Хорошо, что я только наполовину Марри, — пробормотала она про себя, а вслух добавила: — Папа говорил мне, что традиция Марри — никогда не держать зла на умершего.

— Так оно и есть — сейчас, но причиной традиции стала эта самая история. Его родня пришла в такой ужас… Был громадный скандал. Некоторые люди все извратили и пытались представить дело так, будто старый Хью не верил в воскресение из мертвых в Судный день; даже поговаривали о том, что надо бы пресвитерии разобраться с ним, но спустя какое-то время эти разговоры утихли.

Эмили подскочила к другому обомшелому камню.

— Элизабет Бернли… кем она была, кузен Джимми?

— Женой старого Уильяма Марри. Он приходился Хью братом и приехал сюда на пять лет позднее. В Англии его жена была светской красавицей. Ей очень не нравились леса на острове Принца Эдуарда. Она скучала по родине, Эмили… страшно скучала. Несколько недель, после того как они приехали сюда, она не снимала шляпы… так и ходила в ней по дому, требуя, чтобы ее отвезли домой.

— Неужели она не снимала ее, даже когда ложилась спать? — удивилась Эмили.

— Не знаю, ложилась ли она вообще. Но так или иначе, Уильям не повез ее домой, и со временем она сняла шляпу и примирилась с судьбой. Ее дочь вышла замуж за сына Хью, так что Элизабет была твоей прапрабабушкой.

Эмили взглянула на осевшую зеленую могилу и задумалась: неужели сны о родине продолжали тревожить могильный сон Элизабет Бернли в течение сотни лет?

«Это ужасно скучать по дому — уж я-то знаю», — подумала она сочувственно.

— А здесь похоронен маленький Стивен Марри, — сказал кузен Джимми. — Его надгробие стало первым мраморным надгробием на этом кладбище. Он был братом твоего дедушки и умер в двенадцать лет. Он тоже, — добавил кузен Джимми серьезно, — превратился в традицию Марри.

— Как это?

— Он был таким красивым, и умным, и положительным, без единого недостатка — так что, разумеется, не годился для жизни на этом свете. Говорили, что никогда в роду Марри не было такого красивого ребенка. И такого обаятельного: все любили его. Вот уже девяносто лет, как он умер — никто из живущих ныне Марри его не видел, — однако мы всегда вспоминаем о нем, когда вся семья в сборе, а потому он, мертвый, более реальная личность, чем многие из живых. Так что видишь, Эмили, он, должно быть, был необыкновенным ребенком… но все кончилось этим… — Кузен Джимми указал взмахом руки на поросшую травой могилу и строгое белое надгробие.

«Интересно, — подумала Эмили, — будет ли кто-нибудь вспоминать меня через девяносто лет после моей смерти?»

— Это старое кладбище заполнено почти до отказа, — продолжал размышлять кузен Джимми. — Осталось только место в том углу для Элизабет и Лоры… и для меня. А для тебя, Эмили, уже нет.

— Я и не хочу, чтобы меня хоронили здесь, — вспыхнула Эмили. — Я считаю, что это великолепно — иметь для семьи такое кладбище… Но я хочу лежать на кладбище в Шарлоттауне — с папой и мамой. Только одно меня беспокоит, кузен Джимми… Как вы думаете, похоже, что я умру от чахотки?

Кузен Джимми бросил критический взгляд в ее глаза.

— Нет, — сказал он, — нет, киска. В тебе достаточно жизни, чтобы жить и жить. Ранняя смерть не для тебя.

— У меня тоже такое чувство, — кивнула Эмили. — А еще, скажите, кузен Джимми, почему вон тот дом разочарованный?

— Который? Дом Фреда Клиффорда? Фред начал строить его тридцать лет назад. Он тогда собирался жениться, и его невеста выбрала для дома место и план. А когда дом был подведен под крышу, она бросила Фреда… взяла и бросила — прямо и открыто. И больше ни одного гвоздя не было забито на этой стройке. Фред уехал в Британскую Колумбию. Там и живет до сих пор… женился и счастлив. Но продать этот участок никому не хочет… так что я думаю, заноза в его душе еще сидит.