Петер Гестел - Зима, когда я вырос

— Все в порядке, — сказал я. — Со мной все в порядке.

Зван вылез из кровати и задул свечу. Ну вот и все.

Воскресенье. У тети Йос все утро так сильно болела голова, что она не разговаривала. Бет дала ей снотворный порошок, и она заснула.

Мы старались не шуметь.

Я это хорошо запомнил, потому что когда я кому-нибудь что-нибудь кричал, Бет говорила шепотом:

— Мы же договорились не шуметь!

Мы со Званом сели читать.

Мне Бет дала книжку «Таинственный сад» [24] «Таинственный сад» (1911) — роман англо-американской писательницы Фрэнсис Бернетт. .

С этой книжкой я притих на много часов. Я сидел за столом в гостиной с задней стороны дома, и мне не нужно было ничего, кроме «Таинственного сада».

Вот это книга так книга!

У избалованной и угрюмой девочки нет ни мамы, ни папы. Они умерли от холеры. У парализованного мальчика тоже нет мамы. Она упала и разбилась насмерть, когда под ней подломилась ветка. Их лучшим другом становится симпатичный сын садовника. Они играют в диковинном саду, где их не может найти ни один человек. Угрюмая девочка превращается в ангела, парализованный мальчик начинает ходить не хуже любого, хеппи-энд.

Понедельник. В двенадцать часов, перед большой переменой, меня ждал у школы дядя Фред.

— Твоя тетя уже ковыляет по комнатам, — сказал он мне.

Я слегка удивился: неужели он пришел ко мне в школу только для того, чтобы сообщить эту новость?

— О, здорово, — ответил я.

Зван стоял поодаль и ждал меня.

— Тебе пришло письмо от папы, — сказал дядя Фред.

Я протянул руку.

— Нет-нет, — сказал дядя Фред, — не так все просто. Я пришел за тобой, чтобы отвести к тете Фи. Прочитаешь ей письмо вслух, ей же тоже интересно. Она уже хотела его сама открыть, но я сказал: так не полагается, письмо адресовано не тебе.

— А марка на нем красивая?

— Не обратил внимания.

— Оно толстое или такое, что чуть подуешь — и улетит?

— Толстое письмо, толстое.

— А тебе когда-нибудь приходят толстые письма?

— Не твое дело, молокосос!

— Зван, иди домой без меня, — крикнул я, — я пойду к тете Фи, читать ей вслух!

— Наконец-то пришло письмо, — сказала тетя Фи. — Твой папа — хороший лентяй. Открывай скорее, малыш, я сгораю от любопытства.

Она сидела в кресле, обутая в тапочки дядя Фреда.

Я разорвал конверт. Три листа. Действительно длинное. Я погрузился в чтение.

— Ничего не слышу! — сказала тетя Фи.

— Сначала цензура, — сказал я. — Вдруг оно не подходит для твоих ушей.

Тете Фи почему-то не засмеялась, хотя мне-то казалось, что это отличная шутка.

— Мой папа же работает цензором, — сказал я с усмешкой.

— Можешь не объяснять мне свою шутку, малыш.

Я прочитал письмо два раза. Вот оно.

Дорогой Томас,

ты, наверное, думаешь: как долго папа мне ничего не писал! Но это уже мое второе письмо. Я сам отнес его на понту. Первое письмо я бросил в ящик. А этого делать нельзя, запомни. Если ты бросишь письмо в ящик, то кто-то другой бросит его потом в другой ящик, и так далее, пока твое письмо не окажется в ящике с надписью «Совершенно секретно». И когда этот ящик с совершенными секретами наполняется, его ставят в большой шкаф и запирают на большой замок. И открыть его может только хромой дед с тридцатью связками ключей. А он этого никогда не сделает, потому что участвовал в двух мировых войнах и считает, что все секреты должны оставаться секретами.

Ты скучаешь без меня? Стоит мне увидеть на улице худенького мальчугана, одного, без взрослых, который свистит на ходу и идет большими шагами, — я сразу вспоминаю о тебе. Знаешь, когда видишь кого-то и сразу вспоминаешь совсем о другом человеке, это значит, что ты по этому человеку скучаешь, так всегда бывает. А ты обо мне тоже вспоминаешь, когда видишь на улице скучного дядьку, который бредет по улице, бормоча себе под нос? Надеюсь, что да. Я скучный отец, сам знаю. Но скучные отцы тоже имеют право на существование. Мы с тобой никогда не играли в снежки. Во всяком случае, не помню такого случая, а ты?

По утрам, попивая горячий чай, который сделал мне сосед по квартире, я часто смотрю в окно. Там я вижу безрадостную улицу, и по этой безрадостной улице идут безрадостные немцы со своими веселыми детьми. Дети кричат, бегают по улице туда-сюда. Они плоховато одеты и бегают, чтобы согреться. «Sei ruhig!» («Успокойся!») — кричат папаши. Дети смеются над ними, а я пугаюсь, когда это слышу, потому что мне их всех жалко. И я думаю: Томас идет сейчас вдоль Амстела. И тогда скучаю не только по Амстелу, но и по тебе. Не унывай, малыш, я вернусь домой, но сначала мне надо прочитать сто тысяч писем, и во всех написано одно и то же: что у дедушки и бабушки разрушен дом, что Гретхен уже родила ребенка от погибшего русского солдата, а теперь снова беременна и ждет Томми, о том, что кончилась kartoffeln, и что за эту проклятую войну («der verdammte Krieg») они истоптали все башмаки.