ЧАСОВАЯ БАШНЯ
— Тпру! Ну вот, мы и в стране Что-хочу-то-и-делаю. Вон там, вдали, виднеется Часовая башня.
Папа показал пальцем вперёд, словно там и вправду стояла башня.
— Посмотри внимательно. Стрелки этих часов всегда стоят.
— А почему?
— Они показывают только то время, которое хотят. Они не двигаются. А если пойдут, сторож сразу же их остановит.
— Какой сторож?
— Червяк.
— В Часовой башне живёт червяк?
— Там и ещё кое-кто почуднее живёт. Войдём-ка в башню, посмотрим, кто там прячется.
Папа заскрипел, будто открыл тяжёлую дверь. Мне показалось, что мы и вправду вошли в Часовую башню.
— Ни зги не видно! — сказал папа и зажмурил глаза.
— Темно-темно, — сказал я и тоже зажмурился.
— В этой тёмной Часовой башне прячется слепая, глухая и немая старушка. С ней живут Старая лошадь, Чёрная кошка и Змея, похожая на толстую серебряную цепь.
— Эта старушка — злая волшебница?
— Потом узнаешь, кто она такая.
— А как её зовут?
— Одна-Одинёшенька.
— Чудно как! А можно с ней поговорить?
— Поговори.
— А как же она услышит? Она ведь глухая.
— За неё ответят её слуги. Я же сказал, что с нею живут Старая лошадь, Чёрная кошка и Змея, похожая на толстую серебряную цепь. Они смотрят, говорят и слушают вместо неё.
— Тогда я окликну её.
— Окликни, а я буду говорить за лошадь, кошку и змею.
— Ладно. Госпожа Одна-Одинёшенька из страны Что-хочу-то-и-делаю! Отзовись!
— И-го-го! — заржал папа лошадиным голосом. — Что тебе нужно, малыш? Госпожа глухая. Я слушаю вместо неё. Я — её уши.
— Я хотел бы попросить госпожу рассказать о стране Что-хочу-то-и-делаю.
— Мяу! — мяукнула Чёрная кошка. — Какой славный малыш! Что тебе нужно, малыш? Госпожа слепая. Я смотрю вместо неё. Я — её глаза.
— Я хотел бы попросить госпожу рассказать о стране Что-хочу-то-и-делаю.
— Ш-ш-ш! — зашипела Змея. — Что тебе нужно, малыш? Госпожа Одна-Одинёшенька немая. Я говорю вместо неё. И расскажу тебе о стране Что-хочу-то-и-делаю. Слушай и знай: моими устами говорит госпожа Одна-Одинёшенька.
И папа не спеша повёл рассказ:
— Раньше я была совсем другой. Я видела, слышала и говорила. У меня было имя и были друзья. Жила я в большом шумном городе, в таком же человеческом мире, где ты, малыш, живёшь сейчас с папой и мамой. Я смеялась и плакала, сердилась, ссорилась и мирилась, как все люди.
И вот однажды случилась беда. Я была тогда совсем маленькой. Мы ехали с мамой в трамвае. Когда маленькие дети едут в трамвае или на пароходе, они всегда смотрят в окно. Я тоже смотрела. И мне было интересно. В чистом поле вилась дорога, на обочине стояли телеграфные столбы, кое-где чернели одинокие дома.
Я смотрела на всё это, и мне не было скучно. Это взрослым скучно смотреть на такие места. Они считают их невесёлыми. А детям совсем не скучно. Там же всё было настоящим! И поэтому, пока мы ехали в трамвае, я всё глядела и глядела в окно. Тебе, наверно, надоело слушать одно и то же, малыш, но это очень важно, поэтому потерпи немного…
Папа зажёг сигарету и задумался.
— А потом что было? — спросил я.
Папа зашипел, как змея: «ш-ш-ш…», и продолжал рассказ:
— Я смотрела в окно, и вдруг мама сказала: «Интересно, не правда ли?» Я ничего не ответила, потому что мама обронила эти слова просто так, не глядя в окно. А я подумала: «Разве мама видела то, что видела я? В окно глядела только я одна». Так ли я подумала или по-другому, уже не помню, однако с тех пор я стала потихоньку, незаметно для себя превращаться в Одну-Одинёшеньку. Я уже не верила маме. Думала: «Я совсем одна на всём белом свете. И маме нет до меня дела». Вот как бывает, когда равнодушно роняют слова… И однажды я оказалась в этой Часовой башне. Наверно, меня кто-то околдовал. С тех пор я сижу здесь одиноко. Старая лошадь слушает вместо меня, Чёрная кошка смотрит вместо меня…
Папа замолчал.
— Папа, как же ей быть? — спросил я.
— Этого и я не знаю, — сказал папа, зажёг сигарету и стал пыхтеть ею. — А что, если мы вот этим табачным дымом разгоним всех: и Старую лошадь, и Чёрную кошку, и Змею. Расколдуем Одну-Одинёшеньку.
Папа выпустил дым изо рта.
— Хитрый у нас папа! — подала голос мама. — Надоест рассказывать, возьмёт да и развеет всё табачным дымом.
Оказывается, она прислушивалась к нашему разговору с самого начала.
— Как ластиком сотру, — добродушно улыбнулся папа. — Вот ты, малыш, стираешь иероглифы и рисунки, которые тебе не понравились. Так и я табачным дымом развеял всех, кого выдумал. Теперь можно что-нибудь другое рассказать.
Читать дальше