Герман Балуев: Командир Иванов

Топограф Иванов ушел в тайгу летом, а вернулся только к зиме. Пока он отсутствовал, в Усть-Кут понаехало много народа. Даже койки ему не нашлось. Постелили на раскладушке и двух табуретках.

Отоспавшись, Иванов помылся как следует в бане, зашил дырки на одежде и пошел в штаб строительства. Ему надо было доложить, что задание он выполнил, и еще — получить валенки.

Пришел, а в штабе — не протолкнуться. Иванов сильно отвык от людей и потому стал в сторонке, вновь к ним привыкая. Однако был он такого высокого роста, что начальник штаба сразу его заметил, растолкал народ, подошел и обнял.

— Ну, как, Саша? — спросил он, заглядывая снизу в глаза.

Голос у Иванова от вольной жизни стал гулким, и он сказал на весь штаб:

— Трассу я всю прошел… Можешь посылать десант.

И хоть было тесно, комсомольцы отступили, оставив топографа Иванова на свободном месте, чтобы лучше на него посмотреть. А посмотреть было на что: громоздкий, худой, с пиратской бородой и сумрачным взглядом Иванов выглядел диковато.

Иванов знал это и стеснялся.

— Ребята! — ликующим шепотом сказал начальник штаба. — Мы начинаем БАМ! По зарубкам Саши Иванова сквозь тайгу пойдет первый комсомольский десант.

Тут все закричали: «Ура!»

— Ну, Саша! — сказал начальник штаба. — Огромное тебе спасибо! Здорово устал?

— Ничего, терпимо, — ответил топограф, а сам подумал: «Долететь до Черного моря сил еще хватит». Он, пока шел до штаба, даже свою изодранную в тайге шапку-ушанку выбросил: на юге она ни к чему.

— Ага, ага, ага! — закивал начальник штаба и сказал со значением: — Это очень и очень хорошо!

Затем он стал говорить о дороге, которую проделает в тайге десант, а топограф Иванов стал думать об отпуске. Он стал думать о том, как получит валенки, оставит их на хранении у начальника штаба, а сам сядет в самолет и полетит на южный берег Крыма. К морю, к соленой голубой волне…

Иванов так ярко представил себе замечательную южную жизнь, что улыбнулся. С этой «отпускной» улыбкой он посмотрел на начальника штаба, а тот сказал:

— Кто же поведет первый комсомольский десант? Конечно, самый опытный, самый смелый… Такой человек у нас есть. Это — Саша Иванов.

Иванов перестал улыбаться. Плечи его вспомнили лямки рюкзака, а ноги — тайгу.

— Рад, Саша? — сияя, спросил начальник штаба.

— Еще бы! — сказал Иванов.

— Постой! — встревожился начальник штаба. — Но ведь ты, действительно, ужасно устал. Все-таки два года без отпуска…

— Когда уходит десант? — спросил Иванов.

— Завтра.

— Ясно, — сказал Иванов. — Вездеход?

— Готов!

— Люди?

— Готовы!

— Ясно, — сказал Иванов.

Начальник штаба с тревогой посмотрел на его сумрачную фигуру и улыбнулся:

— Мы все будем следить за вами. Если надо — поможем. Так что проси что хочешь.

— Мне бы валенки, — сказал Иванов.

Начальник штаба даже засмеялся.

— Для тебя — хоть вагон!

— Вагон не надо. Одну пару, сорок восьмого размера.

— Саша! — виновато сказал начальник штаба. — Не делают валенок такого большого размера.

Иванов колыхнулся и пошел к дверям.

— Все, кто в десанте, за мной! — прогудел его медленный бас.

Выйдя из штаба, Иванов облокотился на заборчик и посмотрел вниз. Внизу были крыши, крыши, крыши — до самой реки Лены. А над крышами — трубы. А над трубами — дымы, как кошачьи хвосты. Иванов потянул носом, поймал запах домашнего борща и даже зажмурился. Потом он поднял глаза, посмотрел на красные от осени горы, за которые надо вести десант, и вздохнул.

За его спиной поднялась и стихла возня. И, обернувшись, Иванов увидел, что десант выстроен.

А правофланговый — могучий юноша с румяным лицом — грянул:

— Смирно! Подобрать животы! — и посмотрел на Иванова, как будто сказал: «Да, нелегко, друг Саша, придется нам с этим народом. Ну да ничего: такие парни, как ты и я, справятся с чем угодно».