Юрий Бородкин - Санькино лето

— Ленька, прикрыл бы голову, а то подпалишь бересту на шалаше. — Это опять Валя.

— Добро! — оценил Ленькину работу отец и тут же завел мотоцикл.

Валя с двумя баграми пристроился сзади. Они спешат на Осыпи, там тоже часто бывают заторы, а вода вот-вот пойдет на убыль. Ленька стоит, слушает, покуда треск мотоцикла не растворяется в лесу, затем берет удочки и спускается к реке.

Матвей Никанорыч остался дежурить. Он сидит на бревне у самой воды и дымит самокруткой. У него шадровитое лицо, губы наискось перечеркнуты шрамом. Пятнадцать лет он гоняет сплав, все знает и любит поучать Леньку.

— Впредь по бревнам не бегай без надобности. Лес на воде чуткий, бывает, едва тронешь — и пошел. А коли двинулся он скопом, далеко не уйдет.

Изредка, шурша по песку, на берег наползет бревно. Матвей Никанорыч отпихивает его и продолжает:

— Рыбу ловить обожди, пока не сошла вода, ничего не изловишь. Сейчас самый щучий жор, беда только — рыбы совсем не стало: сплав все лето идет. А бывало…

Тут Ленька выслушивает рассказ о том, как Матвей Никанорыч поймал щуку на тридцать фунтов. А уж окуней, этих, по словам его, можно было натаскать за два часа целое ведерко…

Под вечер вернулись с Осыпей отец и Валя. Мотоцикл взревел, словно поперхнувшись, зачихал и смолк.

— Есть предложение заночевать всем, — сказал Валя и вытряхнул из рюкзака с полведра картошки.

— Лёнь, иди лови пескарей.

Поймать несколько пескарей — минутное дело. Отец насаживает самого крупного на трехкрючье и забрасывает в омут там, где ракитник полощет побуревшие от переменной воды ветви.

Конец августа — самое затишье в природе. Лес словно цепенеет в безмолвном ожидании холодных ветров и дождей. По омуту кружат крохотными лодочками листья ветлы. Вода в эту пору кажется особенно прозрачной.

Леньке грустно прощаться с летом, с отцом, с Матвеем Никанорычем и Валей. Завтра в школу. В пятом классе, наверное, много будут задавать уроков. Удрученный такими мыслями Ленька даже вздохнул.

— Ты чего, Лёнь?

— Каникулы кончились. Теперь на реку не походишь.

Присев на корточки, отец курит. Раньше он был веселый. Когда улыбается, у него смешно топорщатся усы, и хотя зубы щербатые, все равно улыбка красивая. Теперь глаза у отца все время припухшие и усталые.

— Значит, в село нынче будешь ходить в школу. Мать, поди, ругает меня?

— Не, она говорит, что тебя начальство не отпускает. Поехали, пап, домой. Начальство не узнает, ты же собираешься ночевать в шалаше.

В это время поплавок чирк — и пошел в жутковатую глубь Потушихи.

— А ну пробуй! Не все тебе на пескарях упражняться, — доверил отец.

Что есть силы сжимая удилище в руках, Ленька потянул леску и ощутил, как она натуженно дрожит. Почему-то разом пересохло во рту.

— Тяни, не ослабляй!

Шумно, мелькнув белой брюшиной, рассталась щука с омутом.

— Вот это да! — ликовал Ленька. — Сколько, пап, фунтов?

— Ты у Никанорыча спроси. Тащи прямо на удочке.

Еще издали Ленька закричал:

— Дядя Матвей, сколько фунтов? Я сам вытащил!

— Около пяти будет, — прикинул Никанорыч.

Леньке хотелось сравнить свою щуку с той, которую изловил Матвей Никанорыч. Получалось, что та была в шесть раз больше, даже не верится.

— Ленька, мы тебя сейчас на руках качать станем за такую закуску, — потирал руки Валя.

Матвей Никанорыч распотрошил щуку и подвесил над костром котелок с ухой. Ленька посожалел при этом, что ребята не увидят щуку, а словам не поверят. Перемазавшись в углях, он так аппетитно ел картошку, как это может быть только на реке. Сплавщики выпивали.

Завернув ноги в фуфайку отца, Ленька наблюдал, как вечер кутает мраком таинственности притихшую землю, слушал разговор сплавщиков, неумолкаемое бормотание Вохтомы и шепот леса. Пламя играло отсветами на лицах людей, и чем ярче оно разгоралось, тем плотнее обступала темнота. Леньке казалось, что он сидит среди отважных путешественников и не на берегу Вохтомы, а на каком-нибудь неведомом острове. Рядом бубнил филин, но Ленька ничего не боялся.

— Здоровы бывают эти филины, — заметил Матвей Никанорыч. — Раз иду вот так же в сумерках делянкой, впереди Нерка: небольшая была собачонка, за уткой шла отменно. Вдруг из кучи хвороста как вымахнет филин… цап Нерку и на воздух, та визжит. Я из двух стволов ка-а-к ах-ну — отпустил, окаянный.

Этот случай Ленька тоже слышал, но тогда Матвей Никанорыч говорил, что филин только схватил Нерку, а поднять не смог.