Мирча Дьякону - Когда у нас зима

— Это с каких же пор, а?

— С 23 августа [2] 23 августа 1944 года — день установления народной власти в Румынии. , бэ!

И оба хохочут.

Я нагнулся под стол посмотреть, на кого пришелся сегодня гвоздь, но все загораживал дядя Аристика, он очень толстый, и тогда я сделал вид, что нагнулся проверить кошку. Тетя Корни как раз хрустнула пальцами и сказала:

— Натуральные яички, не то что у нас в городе!

И мама заторопилась всем положить по натуральному яичку. Все ели, улыбались и рассказывали друг другу про свою жизнь. И вот когда дядя Вили, муж тети Арни, рассказывая про свою жизнь дяде Аристике, который живет за холмом в двухэтажном доме с тетей Ами, то есть Амелией, пролил себе на брюки, мой брат протянул ему тряпку, которую он заранее приготовил, и сказал: «Пожалуйста». Это производит впечатление. Я бы мог тоже попроситься за тряпкой, но я должен сидеть на случай, если кому-нибудь захочется погладить меня по голове.

Громче всех смеются тетя Корни, тетя Арни и тетя Мари, они из Бухареста, как и их мужья, инженеры, но очень молчаливые. Мне так жалко, что из нашего стола вылез только один гвоздь!

У меня болит голова, но я ем внимательно, чтобы не запачкать швейную машину. Я не хочу, чтобы мама плакала, она и так плачет очень часто. Она единственная в нашей семье плачет.

— Как школьные успехи, милые детки? — спрашивает одна тетя, которую я не узнаю, потому что сейчас все пахнут крутыми яичками.

— Две,— говорю я и вижу, как мама от стыда опускает голову низко над тарелкой. Она очень заботится, чтобы мы росли умные и чтобы из нас вышел толк.

Все смеются, кроме маминых сестер тети Ами и тети Чичи. Они набожные, благочестивые и критикуют маму, что она не думает о нищих, не поет в церковном хоре, что одевает нас слишком нарядно и не заставляет помогать по хозяйству.

— Хорошо,— поправляет меня мой брат, но сначала чинно вытирает рот и толкает меня локтем, чтобы я тоже утерся.

Тетя напротив нас говорит, что очень важно, чтобы каждый ребенок умел читать, любил книги, формировал словарный запас и чтобы я передал ей соль, потому что она сидела на диете, а теперь хочет отыграться. Я дал ей соль и сказал:

— Пожалуйста, тетя!

Кажется, я ее потряс.

— А ты любишь читать, малыш? Что ты читаешь?

Я хотел по правде сказать, что ничего особенно не читаю, но увидел, что мама покраснела и подает знак моему брату. Мама краснеет за нас обоих, как будто и у моего брата тоже могут быть недостатки.

— Да, я много читаю, в свободное время, такие книги, как «Спартак» и «Дети капитана Гранта»,— важно сказал мой брат, и мама успокоилась.

Все удивились, кроме тети Ами и тети Чичи.

— Очень хорошие книги, браво,— сказала та же тетя, возвращая мне соль.— А ты, малыш, читаешь что-нибудь?

Если бы она сидела поближе, она бы погладила меня по голове, точно.

Мама снова покраснела, и я испугался, как бы она не заплакала.

— Да, я тоже читаю, тетя...

— Что же именно?

— Именно «Спартак» и «Дети капитана Гранта», тетя.

На минуту все отвлеклись от натуральных яичек, чтобы удивиться. Кроме, конечно, тети Ами и тети Чичи.

— Но тебе еще рано читать такие книги, ты не поймешь. Скажи-ка, о чем там речь, в «Детях капитана Гранта»?

Она была уверена, что сейчас меня уличит, но я и правда прочел две книги, еще потолще, чем те, только русские.

— Так про что же там? — настаивала она.

Я снова сделал на лице матросское выражение, которое потерял, когда передавал ей соль.

— Про советских партизан, которые освободили нашу страну из-под ига, тетя.

Санду вылупился на меня, разинув рот, папа заулыбался, только мама снова опустила голову.

— Браво, малыш,— сказала тетя,— надо, надо читать, формировать словарный запас, равняться на таких людей, как дядя Леон. Подвинь-ка сюда графинчик.

Я забыл сказать, что дядю Леона все уважают, потому что он адвокат. У него и имя адвокатское, и очки.

— Вот она, современная литература, то ли дело раньше. А куда деваться, надо читать. Ну, а та, другая книга, как ее, «Спартак», тебе понравилась?

— Да, тетя, особенно когда они переходят мост, а неприятель тем временем спокойно ест и пьет, а они по нему с тыла! И потом, там такая любовь!

Не знаю, почему мой брат совсем потерял матросское выражение и как будто ему стало мало воздуха.

— А скажи, малыш, он остается с ней или нет? — И тетя хитро подмигнула.

Еще бы не подмигнуть, попробуй ответь, остается или нет, если в тех книгах она вообще не с ним, а в тылу, санитаркой.