Нина Артюхова - Мама

Зазвонил телефон, девушка в будке берет трубку. Все настораживаются.

— Николаева?.. Да, да, сын у нее родился, товарищ Николаев!.. Здорова… Да, все хорошо.

Пауза. Снисходительно улыбаясь, девушка говорит с ударением:

— Какая длина? Сорок девять сантиметров. Что же вы длину спрашиваете, а не спрашиваете вес?

Общее оживление в комнате. Все же знают прекрасно: вес важнее, чем длина: это элементарно! Только растерявшийся, неопытный отец может ляпнуть такое!

Счастливый! Николаеву только вчера вечером привезли!

Пойти, что ли, покурить…

Все знакомо до мелочей около этой двери. Три ступеньки, выбоина с краю тротуара. Вон в том окне видел Светланку, второе от угла. Большое дерево — липа, уже начинающая желтеть. Каждый изгиб коры, каждый сучок знаком на этой липе… Сорвался и, плавно вращаясь, слетел на тротуар золотой лист.

А может быть, останутся окна такие же точно, как были, и лист не успеют затоптать прохожие, а Светланка… Нет, об этом думать нельзя!

Константин вдруг нагнулся и поднял упавший лист. Повертел за черешок — до чего же он легкий и нежный! Опять бросить на тротуар? Оглядевшись, будто стесняясь чего-то, бережно положил на широкий выступ стены.

Иногда мы становимся суеверными. Должно быть, именно в такие минуты напряжения всех душевных сил и страха за близкое существо наши предки давали обеты богу. Построить какую-нибудь там часовню… А иногда совсем дикие вещи: обещали не родившегося еще сына сделать служителем церкви, а дочку отдать в монастырь…

Сегодня полковник спросил:

— Кого же хочешь, капитан, сына или дочку?

В ответ только рукой махнул:

— Все равно! Лишь бы благополучно!

Было еще когда-то: легкий осенний лист долго лежал между страницами записной книжки. Красный сквозной лист рябины. Надя дала на память, уезжая в эвакуацию в сорок первом году… Берег тот листок… Лежал в кармане гимнастерки. Светланка, не было тебя со мной в боях. Была Надя. И еще долго потом, столько лет потом…

Любовь?.. Нет, любви уже не было. Любить так долго без взаимности — какие-то особенные свойства характера для этого нужны.

Вот Алексей мог… Очкарик добродетельный. Любил Надю молчком… Что-то в нем всегда было эдакое толстовское, вегетарианское…

Все равно Надя была в мыслях, как заноза какая-то! А теперь — чудно! — даже забыл вспоминать о ней.

А Светланка казалась девочкой… младшая сестренка, девочка-друг.

Потом неожиданно все повернулось. Бывает любовь с первого взгляда — и это кажется странным. Может быть, еще таинственнее и необъяснимее любовь с сотого и тысячного взгляда, когда этот сотый и тысячный взгляд очень знакомого человека вдруг становится первым взглядом любви.

Как она сахар колола меленько-меленько, когда читал Надино письмо… Сам-то забыл вспоминать, а она небось вспоминает часто и думает: а вдруг еще люблю Надю? А вдруг сравниваю?

Светланка! Если бы только счастливо кончилось! Я тебе никогда никаких огорчений!..

Почему не могут мысли проходить через стены?.. Даже без мыслей, мысли все-таки — это слова. Почему нельзя дать почувствовать близкому человеку: тут я, рядом с тобой, вот я трогаю рукой стену…

Константин бросил в урну окурок. Пойти посмотреть, может, что-нибудь случилось за эти четверть часа…

Нет!.. На белом кружке все так же одиноко: «Лебедева С. А.» — и никого больше.

Утром в воскресенье Константин проснулся, когда в квадрате окна засерело бледное небо, — занавеска накануне так и осталась незадернутой. В воздухе совсем уже по-осеннему сеется мелкая дождевая пыль. Все влажное: крыши домов, заборы, потемневший асфальт. Цветы на клумбах какие-то растрепанные, поникшие. Улицы совсем еще пустые. В автобусе, нахохлившись, сидит одинокая кондукторша.

Вот и дверь, через которую пришли тогда со Светланкой. Кажется, годы протянулись с тех пор, а не дни. Кажется, всегда так было: мучается она, бедненькая, а помочь ей нечем.

Ведь такой даже пустяк — передать ей ничего нельзя: одни записочки — ни цветов, ни конфет…

Немного подальше — другая дверь. Как возьмешься за ручку — сердце будто выскочить хочет. Торопишься войти и в то же время замедляешь шаги. Другие просто звонят по телефону, и все. Нет, уж лучше приехать. Позвонил один раз, и вдруг бестолковый голос говорит: «Лебедева? Нет, кажется, у нас такой…»

Шагая через три ступеньки, Константин подошел к доске, на которой номера палат и фамилии — каждая в своем кружке.

И вдруг… даже в глазах все запрыгало: нет Светланки на привычном месте!