Нина Артюхова: Светлана (журнальный вариант)

Светлана стояла, то поднимая, то опуская крышку парты.

— Я не пионерка.

— Как же так? — удивилась Лида. — Ах, да! Ведь ты… Всё равно пойдём, посидишь с нами, а в ноябре дашь торжественное обещание и будешь настоящей пионеркой.

Светлана ответила страдальческим голосом:

— Нет, я не хочу.

— Как?! Пионеркой не хочешь быть?

Туся Цветаева насмешливо сказала:

— Она в оккупации жила, её фашисты распропагандировали, вот она и не хочет!

— Замолчи, — строго сказала Лида.

Светлана, сжав кулаки, метнулась к Тусе.

Вожатая с трудом удержала её.

— Девочки, уйдите! Все уйдите! Идите в пионерскую комнату и ждите меня там!

— Не смеет! Она не смеет говорить так! — кричала Светлана. — Моя мама коммунисткой была, они её убили за это! Никто не смеет мне так говорить!

Вожатая крепко держала её за обе руки.

— Ну, успокойся, успокойся!.. Уйдите, девочки!.. Сядь, Светлана, давай спокойно поговорим… Почему ты не хочешь быть пионеркой?

Светлана заговорила уже со слезами на глазах:

— Когда нас в третьем классе всех принимали… я больна была… а потом хотели осенью… а осенью фашисты пришли… Ты думаешь, я не жалела, что у меня галстука нет? Уж я бы его вот как берегла!.. А теперь… что же я… торжественное обещание давать?.. С маленькими?.. С девятилетними?.. Ведь мне уже тринадцать лет! Я лучше через год прямо в комсомол…

Нюра Попова как раз в эту минуту просунула в дверь свой острый носик и удивлённо сказала:

— Тринадцать лет? И только в четвёртом классе учится?!

У Светланы опять начали кривиться губы.

— Вот видишь!

Лида подошла к двери.

— Нюра, уйди!

— Да я ничего! Ты придёшь, Лидочка? — Нюра исчезла за дверью.

Светлана встала.

— Иди к ним, Лида. Они тебя ждут.

Лида обняла Светлану — она знала, что иногда это помогает.

— Как же я тебя одну отпущу — такую расстроенную?..

В коридоре шаги и голоса: это вышли из физического кабинета шестые.

Светлана сказала:

— Вот я с ними и пойду, там наши девочки… Только, Лида, не говори, пожалуйста, никому.

— Хорошо, говорить я никому не буду, а с тобой мы ещё завтра поговорим!

Лида проводила взглядом Светлану… Ничего, как будто успокоилась, идёт вместе со знакомыми шестиклассницами, разговаривает…

А из пионерской комнаты нарастающий гул — там четвёртый «А», предоставленный самому себе. Очень немногие девочки слышали то, что сказала Светлане Туся. Нужно ли говорить о поведении Туей сейчас, на сборе, или лучше с ней одной?.. Ведь Светлана просила не рассказывать никому… Ей будет неприятно, если весь класс… И Евгении Петровны — учительницы четвёртого «А» — нет, на беду: хворает уже вторую неделю!

Лида заторопилась в пионерскую комнату.

Если бы эти маленькие девочки знали, как трудно бывает вожатой, когда вот такие непредвиденные обстоятельства!

На следующий день Светланы в классе не было.

«Муха чёрная», староста, спросила сестёр-близнецов из детского дома:

— Аня-Валя, а где Светлана? Почему не пришла?

Эти девочки всегда ходили вместе, и звали их через тире: «Аня-Валя», — как будто это было одно двойное имя.

— Она пришла, — ответила Аня, она всегда отвечала за обеих, — только она теперь будет не у нас, а в четвёртом «В», её перевели.

Евгении Петровны сегодня опять не было, её опять заменяли учителя из других классов. Первый урок был арифметика. Ивану Ивановичу сказали, кто отсутствует и почему. Гале показалось, что он пожалел о Светлане. В конце урока, закрывая журнал и обводя взглядом класс, он вдруг сказал:

— Пасмурно что-то у вас сегодня, и даже Солнышко в тучах… — Он посмотрел на Галю Солнцеву, — Что, без подружки своей скучаешь?

Галя действительно уже привыкла к своей соседке за эти несколько дней.

На перемене она расспрашивала Аню-Валю, что было вчера в детском доме.

— Мы ничего никому не рассказывали, — сказала Аня. — Светлана велела не говорить.

Галя вздохнула. Должно быть, Светлана сама попросила перевести её в другой класс.

— А у вас в детском доме знают, что Светлана не пионерка?

— Знают. Ей вожатая ещё раньше говорила, что её примут в ноябре.

— А Светлана?

— Она тогда ничего не ответила.

На большой перемене Галя вместе с «Мухами» поднялась на самый верхний этаж — внизу был только их класс — четвёртый «А». В четвёртом «В» они почти никого не знали: этот класс был целиком переведён из другой школы.