Астрид Линдгрен - Мы все из Бюллербю (сборник)

— Боссе, ты спишь? — Улле просунул голову в окно. — Слушай, я, может, завтра заболею и не пойду в школу. Вы меня не ждите.

— С чего это ты вдруг заболеешь? — спросил Лассе. — Ложись вовремя спать, и тебя никакая хворь не возьмёт!

— У меня живот болит, — сказал Улле и полез обратно.

Я уверена, что живот у него заболел от страха.

Мы ждали долго-долго и чуть не уснули сами.

— Ну, теперь-то он уже наверняка спит, — сказал Лассе и полез по липе.

— Улле, ты спишь? — спросил он шёпотом.

— Сплю, — ответил Улле.

Мы подождали ещё немного. В конце концов Лассе заявил, что если Улле так и не уснул, значит, он по-настоящему болен и надо бежать за доктором. Мы тихонько полезли вслед за Лассе. У него был с собой фонарик. Он зажёг его, и мы увидели, что Улле спит, а изо рта у него висит нитка. Мне стало так жутко, точно зуб собирались выдернуть у меня. А вдруг Улле закричит от боли? И что он скажет, когда нас увидит?

Лассе взялся за нитку и сказал:

При слове «стрелять» Лассе дёрнул нитку, и мы увидели, что на ней болтается зуб. Улле даже не проснулся. Он только пробормотал во сне:

— Ой, как у меня болит живот!

Боссе хотел разбудить его, но не смог. Лассе сказал, что так даже лучше: пусть Улле думает, будто зуб ему вырвало привидение. А нитку с зубом он привязал к лампе.

Утром Улле был здоровёхонек. Он стоял возле своей калитки и, как обычно, ждал нас. И улыбался во весь рот, чтобы мы сразу увидели у него во рту дырку.

— Это ты сделал? — спросил он у Лассе.

И мы рассказали Улле, как Лассе ночью вырвал ему зуб. Улле ужасно смеялся, когда узнал, что он во сне разговаривал. Всю дорогу он весело подпрыгивал и поддавал ногой камешки, которые попадались ему на пути.

— Оказывается, вырывать зубы совсем не больно! — сказал он.

— Конечно, если под наркозом! — сказал Лассе.

И мы решили теперь всегда вырывать друг другу зубы во сне. Разумеется, только молочные.

В школе Улле подошёл к учительнице и сказал:

— Смотрите, я вырвал зуб!

— И вовсе не ты, а я! — проворчал Лассе, но учительница этого не слышала.

У нас с Анной есть одно местечко за прачечной, где распускаются самые первые фиалки. И ещё у нас есть местечко, где цветёт первый гусиный лук. А подснежников всюду столько, что даже в глазах рябит. Мы собираем букеты из подснежников, гусиного лука и фиалок. Стоит поднести такой букет к носу — и сразу станет ясно, что наступила весна, даже если у тебя закрыты глаза и ты ничего не видишь.

У нас с Анной много любимых местечек, где весной особенно хорошо. Одно из них в глубоком овраге. Мы даже притащили туда два деревянных ящика из-под сахара, чтобы сидеть на них. На дне оврага журчит ручей, но там, где мы играем, почти сухо. Кругом растёт густая черёмуха, и нам кажется, будто мы сидим в зелёном зале. А вот Бритта этого не понимает. Однажды, когда мы с Анной сидели в овраге, к нам пришла Бритта. Она просунула голову в кусты и спросила нас:

— Что вы тут делаете?

Мы с Анной переглянулись.

— А мы и сами не знаем, что мы делаем, — сказала я.

Потому что мы действительно этого не знали. Бритта сказала, что раз люди не знают, что они делают, значит, они не делают ничего и будет лучше, если они найдут себе какое-нибудь занятие. Но мы с Анной всё равно остались в овраге, хотя и не знали, что мы делаем.

Вокруг нас рос златоцвет. И я вдруг сказала Анне, что меня зовут принцесса Златоцветка.

— А меня зовут принцесса Первоцветка, — сказала Анна.

— Это мой Зелёный дворец! — сказала я.

— Нет, это мой дворец! — возразила Анна.

Мы чуть не поссорились из-за дворца, но потом придумали, что принцессы Златоцветка и Первоцветка — близнецы и живут в одном дворце.

— О мой Зелёный дворец! О мой журчащий ручей! — сказала Анна таким голосом, каким она всегда говорит, когда мы с ней в кого-нибудь играем.

Я тоже сказала:

— О мой Зелёный дворец! О мой журчащий ручей!

Потом я воткнула себе в волосы ветку черёмухи. Анна тоже воткнула себе в волосы ветку черёмухи.

— О мои белые-белые цветы! — сказала я и ждала, что Анна повторит мои слова.

Но она их не повторила, она сказала: