Ганс Фаллада - Фридолин, нахальный барсучок

— За обедом ты разговаривала с папой совсем не как послушная девочка.

— Ах, Мумми, быть послушной — это, конечно, очень важно, и я всегда буду слушаться! Но стоит мне только услышать, что они хотят убить моего Фридолина, я и сама не знаю, что говорю!

На это мама ничего не ответила, и обе молча продолжали мыть, а затем и вытирать посуду.

Когда папа Дицен вспоминал ту осень и начатую столь громковещательно барсучью войну, то должен был признаться, что окончилась она полной неудачей. Но неудачу можно ведь и преодолеть, она может послужить даже толчком к новым начинаниям. Однако не тут-то было! Вся эта затея лопнула. Неделями никто даже не вспоминал о барсуке Фридолине, а когда наступила зима, то никто и не думал больше о нём, даже Мушка.

Разумеется, задуманная экспедиция к барсучьей норе состоялась, хотя Мушка и вышла из войны и было высказано опасение, что она спугнула барсука и что он сбежал, или, иначе говоря, отправился путешествовать в дальние страны. Выяснилось также, что Тедди, как ни старалась, а копать совсем не умела — она застревала под землёй. Сначала летел песок, камушки, пыль столбом! Голова её исчезала под землёй, и тут же тело её начинало извиваться винтом — значит, Тедди уже не лезла за барсуком, а пыталась поскорей выбраться на свежий воздух.

Переведя дух, она с неукротимым рвением снова бросалась в нору и тут же выскакивала из неё. В конце концов её уже ничем нельзя было заманить в нору: ни хитростью, ни лаской, ни понуканием. Грязная до неузнаваемости, Тедди бежала к озеру и погружалась в воду. А уж оттуда ни крик, ни свист не могли её выманить.

Вот тогда-то оба мужчины, папа и Ули, отправились на поиски запасных выходов, которые, судя по описаниям Брема, должны же были существовать.

Однако тут нам следует сказать, что необходимого в таких случаях согласия между двумя военачальниками не было. Папа совсем не оценил дубинок, заготовленных старшим сыном, даже с издёвкой поинтересовался: почему тот сразу не захватил несколько телеграфных столбов? Но Ули, уверенный в успехе, заявил, что лучшего оружия против барсука нет. Тогда папа, не говоря ни слова, выдернул первую попавшуюся тычину, и оба, вооружённые до зубов, в полном молчании двинулись в поход на барсука. Разумеется, подобный разлад не мог не отразиться на самих военных действиях. Стратеги тщетно искали запасные выходы, но так и не обнаружили ни одного из них — ни выходившего у самого берега между камнями, ни укрытого под ветвями бузины посередине склона, ни того, что выходил под кучей хвороста у самой бровки.

— Вот что, пора нам прекратить эти глупости, — заявил в конце концов папа, нарушив царившее уже более получаса молчание.

— Наша Тедди ни на что не годится, — согласился с ним сын.

— Знаешь, а ты прав! — с радостью подхватил столь удачную мысль папа и всю дорогу до самого дома сетовал на вовсе испорченную хозяйками собаку, которая-де ни одной команды не знает, да и вообще потеряла и честь и совесть, даже на поводке не может ходить как следует. И сторож-то она никудышный, и с каждым-то встречным бродягой она тут же заключает дружбу на веки вечные, и гусей она гоняет, сколько ей за это ни выговаривают, и так далее и тому подобное.

А Тедди бежала рядом, весело помахивая хвостом и держа в зубах палочку. Ну, а так как сын во всём соглашался с отцом, то вскоре оба забыли о разладе. Конечно же, в неудаче военного похода была виновата одна Тедди, да и не барсучья это нора совсем, её выдра выкопала, раз нет запасных выходов… Этим заключением и завершилась военная кампания в ту осень и последующую за ней зиму.

Оставался, правда, ещё капкан. И как человек принципиальный, к тому же любящий порядок, папа шаг за шагом выполнял намеченную программу. Капкан достали с чердака — в присутствии Мушки и Ули — и немедля установили его в одном из лазов под забором. Наличие зрителей заставило папу немного понервничать: капкан оказался очень грязным, ржавым, однако мощные пружины не пострадали от времени, в чём папа убедился, пытаясь поставить их на взвод. Попытки следовали одна за другой, и всё безуспешные. Оба стальных полукружья со своими ржавыми страшными зубьями выглядели угрожающе.

— Вот дьявол! — шипел папа от злости, в пятый раз натягивая пружину. — А ведь прищёлкнет, лапы не досчитается.