Р. Паласио - Чудо

Я тут же решил, что эту медаль получит Шарлотта — в этом году она организовала сбор одежды для бедных, — и снова отвлекся. Посмотрел на часы: 10:56. Скорей бы обед!

— Генри Уорд Бичер — борец с рабством, живший в девятнадцатом веке, и страстный защитник прав человека. В честь него названа наша школа, — говорил мистер Попкинс, когда я опять включился. — На самом деле некоторые из вас могли заметить, что перед входом в здание на Хайтс-Плейс, в котором вы учитесь, прибита позолоченная табличка, а на ней выгравирована одна из самых известных цитат Бичера: «Познай себя». Это, между прочим, еще и девиз нашей школы.

Однако в этом году, пока я готовил свою речь, я наткнулся у Генри Уорда Бичера на другую фразу. И она, как мне кажется, особенно согласуется с темами, затронутыми ранее, — темами, над которыми я размышлял на протяжении всего года. Важна не просто природа доброты, но природа твоей доброты. Сила твоей дружбы. Проверка твоего характера. Твое мужество…

Тут голос у мистера Попкинса как-то странно надломился, будто у него запершило в горле и ему срочно понадобилось откашляться. И он действительно откашлялся и отпил глоток воды. Теперь я начал по-настоящему слушать, что он говорит.

— Да, не чье-то, а твое собственное мужество, — тихо повторил он, кивая и улыбаясь. Он вытянул правую руку и стал загибать пальцы. — Мужество. Доброта. Дружба. Сила характера. Вот качества, которые определяют нашу личность и которые приводят нас при определенных обстоятельствах к величию. Медаль Генри Уорда Бичера — медаль за величие.

Но как измерить величие? Да что там, как его распознать? И снова никакая линейка нам не поможет… Но у Бичера есть ответ и на этот вопрос.

Он опять надел очки, пролистал книгу и стал читать:

— «Величие, — писал Бичер, — заключается не в том, чтобы быть сильным, а в том, чтобы правильно использовать свою силу… Велик тот, чья сила возвышает многие сердца…»

Он опять откашлялся и, помолчав несколько секунд, продолжил:

— Велик тот, чья сила возвышает многие сердца, притягивая их своим сердцем. Итак, без долгих разговоров, я счастлив вручить медаль Генри Уорда Бичера ученику, чья тихая сила возвысила многие сердца.

Август Пулман, пожалуйста, прими эту награду!

Все уже аплодировали, а до меня еще только начало доходить, что же сказал мистер Попкинс. Майя, сидевшая справа от меня, радостно вскрикнула, а Майлз, сидевший слева, хлопнул меня по спине. «Вставай, поднимайся!» — громко шептали мне все вокруг, чьи-то руки вытолкнули меня из кресла и пропихнули к проходу: «Так держать, Ави! Молодец!» Мои одноклассники хором выкрикивали мое имя: «А-ви! А-ви! А-ви!» Я оглянулся и увидел, как Джек дирижирует этим хором, высоко задрав кулак. Он улыбнулся мне и махнул, чтобы я шел дальше, а Амос крикнул, сложив руки рупором: «Йо-хо!» Потом я прошел мимо улыбающейся Джун; увидев, что я на нее смотрю, она подняла большие пальцы вверх и беззвучно сказала: «Круть!» Я рассмеялся и покачал головой, будто не мог поверить в то, что со мной происходит. Я и правда не мог в это поверить. Думаю, я улыбался. А может, сиял, не знаю. Пока я шел по проходу к сцене, все, что я видел, — это счастливые лица. И руки, которые мне хлопали. Я слышал: «Ура!», «Молодчина, Ави!» Я видел своих учителей, сидевших у прохода: мистера Брауна, и мисс Петозу, и мистера Роше, и миссис Атанаби, и медсестру Молли, и всех остальных. Они тоже что-то кричали, аплодировали и свистели.

Мне казалось, что я парю. Было так удивительно. Как будто солнце светило мне прямо в лицо и дул ветер. Когда я приблизился к сцене, то увидел, как с первого ряда мне машет мисс Рубин, а рядом с ней миссис Ди плачет навзрыд — но от радости — и улыбается. И хлопает. А когда я поднялся по ступенькам, случилось самое изумительное: все начали вставать. Первые ряды, а потом весь зал — все вдруг поднялись на ноги, и вопили, и гикали, и хлопали как сумасшедшие. Это была настоящая овация. В мою честь.

Я подошел к мистеру Попкинсу, а он пожал мою руку обеими руками и прошептал мне на ухо: «Молодец, Ави». Потом он надел мне золотую медаль на шею, прямо как олимпийскому чемпиону, и развернул меня лицом к залу. Я словно смотрел на себя в кино, словно это был не я, а кто-то другой. Как в последней сцене из четвертого эпизода «Звездных войн», когда Люку Скайуокеру, Хану Соло и Чубакке аплодируют за то, что они уничтожили Звезду Смерти. Я стоял на сцене, а в голове у меня звучала та самая мелодия из «Звездных войн».