Метта Фуллер - Дневник проказника

Никто не поверил бы, что через шесть или семь часов будет четвертое июля: скорее можно было подумать, что теперь зима. Я рад, что со мною не было сестер. Как они кричали и вопили бы, когда я полез по веревке с перочинным ножом в руках! Дело было трудное, но иначе я замерз бы до смерти — так что нужно было это сделать. Я прорезал две дырки, слез по веревке вниз, съел один бутерброд, надел сюртук профессора, который лежал в корзине, и улегся спать.

Мне снилось, что я лежу в постели, и Бетти будит меня, но вдруг я проснулся, сел и осмотрелся кругом — нет ли чего нового. Была ночь. Месяц светил великолепно. Я спокойно летел над чем-то блестящим и гладким, как серебро; когда я приблизился к нему — что случилось очень скоро, так как шар медленно опускался, — то увидел, что это было море или океан. Тогда я почувствовал, что для меня все кончено, мне суждено утонуть, и мама не узнает, что сталось с ее единственным сыном.

Мне было очень скверно. Я стал думать о разных случаях, которые уже бывали со мною, сколько страху я причинил своим милым родителям, и стал изо всех сил поднимать один из мешков с песком, чтобы выкинуть его за борт, что, как мне рассказывал воздухоплаватель, делают для того, чтобы заставить шар подняться выше, но мешок был слишком тяжел для маленького Жоржи.

Итак, я предоставил себя судьбе и съел еще два бутерброда. Потом я посмотрел за борт корзины и увидел на сверкавшей воде черное пятно. Я сказал себе: «это кит», но, менее чем через пять минут, увидел, что это очень маленький остров, величиной примерно с поле и, прежде чем я успел сказать: «раз-двас», шар, точно птица, приземлился на дерево; он опустился достаточно, чтобы я, как молния, выскочил из него, схватил веревку и привязал ее к сосенке, чтобы удержать шар, — и вот мы были на месте! Потом влез в корзину и улегся, потому что в ней было тепло, а я очень устал и хотел спать.

Когда я проснулся, был уже день. «Алло, Жоржи, — сказал я, — это недурная шутка! Кораблекрушение на одиноком, пустынном острове! О, если бы был со мною дневник, сколько бы я записал в него! Мне сейчас же нужно начать составлять список всего того, что у меня есть, построить себе хижину и жить в ней».

Я съел еще два бутерброда, так что теперь остался только один. Я был очень голоден и мне сильно хотелось съесть и последний, но я удержался. Ужасно хотелось пить, поэтому первое, что я сделал — пошел искать воду. Воды вокруг острова было много, но я боялся, что она соленая. Но другой воды не было, поэтому я вошел в нее и попробовал на вкус, чтобы узнать, где я нахожусь: в Атлантическом океане или в одном из озер между Соединенными Штатами и Канадой; вода была пресная.

Тогда я принялся за работу: спасать мои вещи и построить себе хижину, как Робинзон Крузо, — но ах! — воздушный шар и гроша не стоит в сравнении с кораблем: у меня не было гвоздей, не было корабельных сухарей, ни кусков старого железа, ни солонины [48] Солонина — соленое мясо , но я утешился тем, что решил воспользоваться самой корзиной вместо хижины. Потом я хотел сделать ограду из кольев для защиты от диких зверей, но кругом не было кольев и, насколько я мог заметить, не было и диких зверей.

Тогда я пошел дальше, чтобы обойти весь остров и посмотреть, не найдется ли на мокром песке следов каннибалов. Я прошел добрый кусок, не видя ни следов, ни лодок на воде. Тогда я пошел назад и нашел на пути верный признак цивилизации, от которого забилось мое сердце — старый оловянный кувшин, заржавевший и согнутый, но я решил, не бросать его; он мог мне еще пригодиться; я наполнил его водою, чтобы выдержать осаду на случай, если бы каннибалы все-таки пришли.

Мне стало очень жарко, и я устал. Я полез в лодку, съел мой единственный оставшийся бутерброд, выпил немного воды; немножко поплакал, вспомнив, что сегодня знаменитое четвертое июля, что все наши на празднике, маршируют и стреляют из пушек, и им так весело, а мне даже нечем пообедать, и я не увижу фейерверка и должен буду умереть с голоду на пустынном острове. Но я старался быть таким храбрым, каким должен быть человек в подобном положении. Ничто не помогало, хотя я всячески старался удержать слезы. Я поспал немного и почувствовал себя лучше. Я спросил себя: «Что сделал бы Робинзон Крузо?».

— А, — сказал я, — он взял бы палку и сделал бы на ней надрез, чтобы знать, сколько дней он пробыл на острове.

И я взял палку, сделал на ней надрез, а все остальное послеобеденное время наблюдал, не покажется ли корабль. Но корабль не показывался. Я нашел несколько ракушек, но они были пустые. Я был очень голоден. Стемнело, и я полез в лодку, укрылся сюртуком и спокойно спал всю ночь; я так устал и так боялся.