Пришлось бы слишком много всего объяснять, а девочка уже собралась обратно в дом.
Никаких тебе печений.
Ни тебе «привет», ни «меня зовут» или хотя бы «приятно познакомиться».
Никаких разговоров про фонарики. Первые слова, с которыми она обратилась ко мне: «С ним все в порядке?»
— Я заберу тебя в пять, — шепчет Дэвид. Слезинка, как крошечная жемчужина, дрожит у него на реснице.
Руки мои разжимаются.
— Папа обязательно приедет. Если человек опаздывает, это не значит, что он не придет.
Но это не помогает. Я протягиваю руку, утираю его слезу большим пальцем и произношу единственные известные мне слова, которые могут его успокоить:
— «Квак, ты какой-то зеленый».
Дэвид всхлипывает.
— «Но я всегда зеленый, я же лягушка».
Я делаю паузу, притворившись, будто не помню, что дальше, хотя знаю всю книжку наизусть, слово в слово.
— «Сегодня ты слишком зеленый, даже для лягушки».
Дэвид смотрит на меня.
Я киваю:
— Даже для лягушки.
Мы с Дэвидом сидим на качелях до тех пор, пока папина машина не останавливается перед домом.
— Ты готов? — спрашивает он, хотя Дэвид уже несется ему навстречу.
Я смотрю, как Дэвид пытается забраться в машину с раскрытым зонтом в руках.
— Прости, что опоздал, — кивает мне папа. — В последнюю минуту объявилась миссис Джесланд — у нее закончились сердечные капли. — Хочешь с нами, Кэтрин?
— Нет, спасибо.
Я смотрю на часы. Пять сорок две.
Порой приходится довольствоваться тем, что есть
В среду утром я испекла печенье. Но дверь мне никто так и не открыл, хотя я звонила соседям дважды. Мама сказала, что когда люди переезжают, у них много хлопот, и вообще надо дать новым соседям время обустроиться. Сегодня утром я хотела зайти снова, но когда я вышла, мини-вэн уже уехал.
По дороге в клинику я стараюсь не давать воли воображению, но когда мы въезжаем на мост, оно уносится вслед за течением. Надеюсь, соседская девочка любит плавать, у нас же есть пруд в нескольких кварталах от моего дома (а теперь и от ее дома!). Надеюсь, у нее нет аллергии на морских свинок — у меня их две. Надеюсь, она немного застенчивая и любит рисовать и читать. И еще надеюсь, что она не сочтет ребячеством сигналить азбукой Морзе.
В клинике мама говорит, что гулять еще слишком холодно. Я сижу и рисую парусники, раскачивающиеся на летних волнах, а мама читает мне вслух — тот эпизод, где колдовство оборачивается против Гарри. Я замечаю, что миссис Фрост нам улыбается. Похоже, она тоже слушает историю.
Звякает дверной колокольчик, и мамин взгляд отрывается от книги.
— Здравствуйте, Элизабет, — говорит она маме Джейсона. — Привет, Джейсон.
Джейсон не поворачивает головы, но его взгляд обращается ко мне:
— А-а-а-а!
Я вздрагиваю. Знаю, что Джейсон ничего не может с этим поделать, но иногда он издает очень громкие и совершенно жуткие звуки.
Джейсон хватается за свой разговорник.
— Мой сын хочет поблагодарить тебя за рисунок, — сообщает мне миссис Морхаус. — Он даже попросил меня повесить его в своей комнате.
Джейсон застывает с открытым ртом.
Я закатываю глаза, давая Джейсону понять, что тоже ненавижу, когда моя мама так делает. Он улыбается и постукивает по своей книжке.
— Джейсон спрашивает, можно ли поместить в его разговорник твое имя? — обращается ко мне миссис Морхаус, глядя, как он перебирает карточки. — Тогда бы он мог к тебе обращаться. Ты не против, Кэтрин?
Довольно странно представить свое имя в разговорнике какого-то мальчишки, но я не знаю, как отказаться, поэтому отвечаю:
— Ладно.
Она достает из сумки карточку и ручку. Глядя на нее, я думаю, каково это — ждать, пока тебе приготовят слово, прежде чем ты сможешь им воспользоваться. И когда все твои слова открыты для посторонних, которые, взглянув на них мимоходом, могут узнать о тебе все самое важное, при этом понятия не имея даже о том, как тебя зовут.
Джейсон кривится при виде карточки.
— Ты же знаешь, я не умею рисовать, — говорит миссис Морхаус. — Хочешь, я просто напишу имя, без картинки?
— Давайте я нарисую.
Господи! И как только меня угораздило ляпнуть такое? Само сорвалось с языка, прежде чем я успела подумать.
— Это было бы здорово.
Миссис Морхаус достает из сумки еще одну чистую карточку.
— Если ты нарисуешь картинку здесь, она как раз поместится в его книжку.
Я подхожу к коляске Джейсона и рассматриваю страницу его разговорника, чтобы сделать карточку, похожую на все остальные. Каждая — примерно два на два дюйма, с черно-белой картинкой, поверх которой напечатано слово или фраза. В книжке есть пустые виниловые страницы, как в альбоме для открыток, только кармашки поменьше, чтобы туда как раз помещались карточки со словами.
Читать дальше