Евгений Туинов - Из-за девчонки (сборник)

– Нет, – сказал Игорь. – Не уйду, пока не убеждусь… не убежусь…

Соня засмеялась.

– Ну, ну! – подзадорила она.

– Пока не приду к убеждению, – сердито закончил Игорь, – что ты готова.

– Ой ка-кой обя-за-тель-ны-ый, ка-кой пра-вильны-ый! – нараспев сказала Соня.

– Что ж тут плохого? – спросил Игорь.

Соня пожала плечами.

– Не пойму, что ты за человек, – отвернувшись, буркнул Игорь.

– Глупый вопрос, – быстро ответила Соня. – Для себя я одна, для тебя – другая, для Мартышкина – третья, для мамы – четвертая. И так далее. И все, в том числе и я, видят меня так, как считают нужным.

Игорь заинтересовался.

– Ишь ты, релятивистка! – возразил он, медленно поворачиваясь. – Есть объективная истина…

– Где, в личном деле? Учителя тоже смотрят, как им удобнее, – ага, это такая. Оказалось, нет. Ну, тогда – такая. Всем от меня что-то нужно, и оценивают меня в зависимости от того, как я справляюсь.

– Наверно, твой племянник Иван знает, какая ты есть, – сказал Игорь с улыбкой. – Ему-то от тебя ничего не нужно.

– Ошибаешься, – парировала Соня. – Спроси его: „Кто ты, Иван?“ – и он тебе ответит:

„Я генерал“. Ему очень нужно, чтобы я в это верила.

– Но если собрать все эти данные вместе…

– И начертить график… – перебила его Соня. – Попробуй собери. Тебе, например, нужно, чтобы я поступила в какой-нибудь Институт стали и сплавов, окончила его и стала бы для тебя фирменной женой. Если же я буду торговать в чулочном ларьке… Видишь, уже не нравится. Еще тебе хотелось бы, чтобы я была на год моложе, – втайне тебя это тяготит. И не красней, пожалуйста, я и так знаю. А вот Мартышкину наплевать на мой возраст и даже на то, где и чем я буду торговать. Ему нужно, чтобы я была ему хорошей падчерицей. Слово-то какое, как грязное полотенце, – „падчерица“… А я совсем не хочу быть ничьей падчерицей: мне это не идет. И фамилия, которую он мне навязал, тоже. Осчастливил, удочерил! Видите ли, мама – это его институтская любовь, он ее ждал, ни на ком не женился. Господи, как мы хорошо жили без него в Брянске, мне никакой отец не был нужен! Не знала я отца и знать не хотела. Нет, явился со своими нуждами!..

– Мне кажется, он тебя любит, – осторожно заметил Игорь: разговор опасно приближался к запретному.

– Ах, любит – не любит, какое мне дело! – с досадой сказала Соня. – Да не меня он любит, а себя, свою загубленную молодость. В таком же смысле и Муза Ивановна меня любит – не меня, а свои собственные школьные двойки.

Здесь Соня была отчасти права: математичка Муза Ивановна питала к ней необъяснимую симпатию и, награждая ее очередным „бананом“, так сокрушалась и горевала, как будто ставила двойку самой себе. Игорь подозревал, что Муза Ивановна мучается тем же „комплексом Эйнштейна“, но, оказывается, у Сони было наготове совсем иное объяснение.

– Ты хочешь спросить: „А я?“ – безжалостно продолжала Соня, хотя Игорь ни о чем ее не собирался спрашивать. – Тебе, Игорек, не хватает собственных ошибок, тебе тоскливо без ошибок жить. Я для тебя находка. И шел бы ты лучше домой. А то завтра скажет твой заграничный братец: „Что это у Игорька моего такой бледный вид?“ – „А это Софья Георгиевна Мартышкина его доконала“.

Игорь встал: на сегодня с него и в самом деле было достаточно.

– Да, ты точно не в форме, – сказал он. – Пойду.

– Вот и правильно, – ответила Соня и тоже встала.

– Но на будущее, – глядя в сторону, проговорил Игорь, – не трогала бы ты лучше моего брата.

– Хорошо, – неожиданно согласилась Соня и поцеловала Игоря в щеку. – Спокойной ночи. Я махну тебе в окошко рукой.

Помедлив, Игорь повернулся и вышел в большую комнату.

Дядя Жора по-прежнему сидел за столом в майке и делал вид, что читает газету. У него были печальные, совсем собачьи глаза.

– Ну, позанимались? – тихо спросил он. Слышимость в квартире была идеальная.

– Да, позанимались, – ответил Игорь. – Всего хорошего.

И вышел на площадку.

На лестнице Игорь помедлил, затем стал неторопливо спускаться. Таков был их ежевечерний ритуал прощания, и изменять ему сегодня, несмотря ни на что, не было причины. В конце концов, он знал, на что шел: Соня не обманывала его и не обнадеживала. Все, что она сказала сегодня, она могла сказать и вчера, и позавчера, да, собственно, и не раз говорила.

Снег на улице шумно таял: вдоль тротуаров бежали коричневые ручьи. Было так тепло, как будто сквозь коричневое небо светили невидимые солнечные лучи.

Прямо перед домом был разбит чахлый скверик, по другую сторону которого блестели широкие витрины универсама. В этот поздний час магазин был закрыт. Игорь прислонился спиной к витрине и поднял глаза к Сониному окну.