Сергей Григорьев - Александр Суворов

Суворов поступил просто – закрыл все госпитали, оставив для неотложной помощи только полковые лазареты. Жалкие средства лжеученых медиков он заменил народными средствами – травами, корешками. Живительная сила природы быстро сказалась в войсках: смертность значительно понизилась. Гиблый, казалось, климат Финляндии на самом деле был целебным.

Природные условия страны: ее скалы, леса, бесчисленные озера и реки, туманы и дожди летом, глубокие снега и морозы зимой, – по общему мнению, не допускали здесь обучения войск. Суворов рассуждал иначе: если в этих природных условиях приходится воевать, то и обучать солдат надо не где-то далеко, в России, а именно здесь. «Оболгали мне здесь невозможность всеместных маневров», – писал он, что в переводе на обычный язык значит: мы доказали здесь, что маневры войск возможны в любых местных условиях, в любой природной обстановке.

Так же как и в Новой Ладоге, Суворов и тут показал выпрямляющую силу труда. Он отвлек солдат от праздности не только воинским обучением. Ему не хватало рабочих рук; он заставил солдат участвовать в постройке крепостей, на обжиге извести, на устроенных им кирпичных заводах, заготовке и пилке леса.

Кроме полевых войск в команде Суворова состояла гребная флотилия. Для этой флотилии не хватало гребцов. В Крыму и на Днепровско-Бугском лимане Суворов ознакомился с морским делом. Он посадил на суда флотилии пехотинцев и начал их обучать. Все же ему недоставало судов для перевозки грузов, а рядом, на рейде Роченсальма, праздно стояла под флагом эскадра капитан-командора Нанинга. Вид бездействующей эскадры с сотнями матросов на каждом корабле был для Суворова невыносим.

Нанинг именовал себя капитан-командором по старой памяти: в ту пору чин этот был временно упразднен. А Суворов был генерал-аншефом, то есть являлся по службе старше капитан-командора Нанинга, который к тому же ничем не был знаменит, кроме разве прозвища сэр Бушприт, данного ему моряками.

У моряков свои понятия о чинах и субординациях. Сэр Бушприт потому упорно и держался за наименование «капитан-командор», что считал этот чин выше армейского генерал-майора. Уже одного этого было достаточно, чтобы между Суворовым и сэром Бушпритом возникли нелады. А главная беда состояла в том, что они в одной существенной черте сошлись характерами. Суворов был мастером язвительной шутки, и сэр Бушприт был порядочным шутником. Во всем остальном они расходились, начиная с внешности.

Суворов при маленьком росте был коренаст и юношески подвижен, даже став пожилым человеком. Сэр Бушприт – высок, долговяз, но грузен и медлительно-важен.

Черты суворовского лица некрупны, тонки. Лицо его никогда не застывает, оно – как море в свежий, шквалистый ветер. У капитан-командора черты крупные, будто вырубленные топором, на лице застыло деревянное выражение.

У Суворова глаза слегка навыкате, голубые, все время искрятся, а в гневе способны сверкать молниями. Глаза капитан-командора сидят в глубоких впадинах, словно высверленные коловоротом корабельного брызгаса – плотника, мастера по сверлению дыр. Взор его мутный, холодный, цвет глаз стальной.

Нос у сэра Бушприта длинен, очень велик, за что он и получил свое прозвище. Как будто плотник, мастеривший лицо капитан-командора, не совсем правильно высверлил дыру и вколотил в нее нагель [161], отчего капитан-командор ходит задрав нос кверху на манер бушприта корабля.

Сэр Бушприт говорил, словно командовал, срываясь на высоких нотах. Он плохо понимал по-русски, так как не хотел знать иного языка, кроме английского, будучи непоколебимо уверенным в том, что этот язык – отец всех прочих, а потому все должны его понимать. Суворов, в отличие от сэра Бушприта, говорил звучным басом, знал несколько языков, за исключением родного языка командора, и очень жалел, что не мог объясниться с ним по-английски.

Инструкция, данная Суворову перед его отъездом в Финляндию, имела пробел: капитан-командор не был ему подчинен. А между тем оборона шхер [162]была немыслима без флота. Для выбора мест береговых батарей требовалось произвести промеры у берегов.

Суворов нанес сэру Бушприту визит на рейде, чтобы просить его содействия. Генерал-аншеф сделал промах, не прибегнув к переводчику. Капитан-командор понял просьбу как приказание и надменно ответил:

– Кто вы есть, господин генерал? Здесь море, корабль; на земле я вас слушать; здесь флот, государь мой. Имейте флот маленький чин – мичман, тогда я вас слушать. Хэлло!