Сергей Григорьев - Александр Суворов

– По приказанию господина премьер-майора Соковнина пришел определить в школу солдата Суворова, – отрапортовал писарь.

Учитель легонько ударил Суворова ферулой по темени и воскликнул:

– О дурень! Какой ты есть зольдат?

– Конечно, я солдат.

– Боже спаси! Ты говорить немецки?

– Немного, уважаемый господин!

– О, карош малшишка! Где тебе садить? Ты такой малый. Сдесь!

Учитель указал ферулой на одну из скамей. Взглянув туда, Александр радостно воскликнул:

– Прошка! Дубасов!

– Кому Прошка, а тебе еще Прохор Иванович, – буркнул густым басом огромный солдат.

Он подвинулся на скамье, чтобы дать мальчику место. Суворов сел между ним и его розовощеким, упитанным соседом.

Схватив Прохора за руку, Суворов попытался ее пожать.

– Смотри не раздави! – усмехнулся Прохор, не отнимая железной руки.

– Так вы суть камраден?! – воскликнул учитель.

– Верно! – ответил Прохор.

– Марш! – махнул учитель в сторону писаря ферулой. – Дубас!

Дубасов встал.

– И ты, Сувор! Всталь!

Суворов молча встал вместе с Прохором. Он был ему едва по пояс. Все ученики оборотились в сторону Суворова и Дубасова.

– Сувор! Всталь на скамья!

Александр вскочил на скамью.

В классе раздались смешки: теперь голова Александра оказалась чуть выше плеча Прохора Дубасова.

– Все еще не хваталь! – причмокнул, пожалев, учитель, становясь перед Дубасовым. – Смотрель! Этот – высокий, и этот – низкий. Этот чердак очень высоко. Чердак хозяин никогда не ставиль хороший мебель. Разный хлам. Пустой…

Учитель потянулся и постучал ферулой по лбу Прохора, приговаривая:

– Бум! Бум! Бум! Пустой, как винный бочка. Некарошо иметь такой калова!

Среди учеников несколько человек угодливо засмеялись. Особенно старательно смеялся визгливым голоском розовощекий сосед Суворова справа, парень лет пятнадцати, одетый богато, с кисейными брыжами [54]на рукавах кафтана. Дубасов молча исподлобья смотрел на учителя.

Бухгольц продолжал, издеваясь:

– Он был Берлин, был Потсдам. Он видел кайзер Фридрих Вильгельм. Теперь кайзер там, – учитель показал линейкой вниз, – темный, сырой могил…

– А как же арифметика? – спросил Александр.

– Ага! Хорошо! Я буду повторять задач… Один хозяин имель три бочка, полный вина, один бочка пустой. Он не имель мерка и захотель выпить пять ведер вина.

– Одному не выпить! – вставил Александр.

– Закрыль свой рот! – Бухгольц подумал и прибавил: – Он будет приглашаль друзей и с ними выпиваль.

– Они перепьются, – возразил Александр.

– Закрыль свой пасть! – рявкнул Бухгольц, хлопнув по столу ферулой.

Он повторил условие задачи и прибавил:

– Очень простой задач. Если первый будет решить Дубас, Сувор получиль удар. Если Сувор решиль первый, получиль удар – о, не первый и не последний удар! – получиль Дубас. Все поняль?

– Поняли! Поняли! – хором закричали все ученики, поняв главное: что задачу никому, кроме Дубасова и Суворова, не придется решать.

Розовощекий сосед Суворова плюнул на свою доску, стер с нее кисейной брыжей рукава ранее написанное и подсунул доску и грифель Александру.

– Скоро кончаль урок. Решать шустро, быстро! – приказал Бухгольц.

Дубасов заслонил громадной рукой свою доску от Александра и, наморщив лоб, приставил грифель к кончику носа. Александр на одолженной ему товарищем доске что-то начертил и подвинул доску соседу. Тот увидел нарисованного на доске поросенка с хвостиком, закрученным винтом. Внизу было подписано: «Это ты».

Бухгольц, не обращая внимания на учеников, ходил перед столами по классу, размахивая ферулой и напевая себе под нос марш.

Стерев поросенка, сосед прошептал Александру:

– Рачьи буркалы [55]! – и написал: «А ты рак».

Александр приписал две буквы спереди к слову

«рак» и придвинул доску обратно.

Заметив эти проделки, Бухгольц крикнул:

– Юсуп Сергиус, не смель помогаль Сувор!

Подобными развлечениями коротали конец урока и прочие ученики: кто играл в «крестики», кто в «заводиловку». Один Прохор Дубасов страдал над задачей и, вздыхая, ворочаясь на скамье, то улыбался, то мрачнел. Вся доска была у него исписана сложением и вычитанием одних и тех же цифр.

На дворе проиграл рожок, что обозначало конец урока.

Бухгольц сначала спросил Дубасова:

– Что будем услыхать от вас, большой Дубас?

– Чуть-чуть не решил, да тут горнист заиграл.

– О! Я говориль: высокий чердак плохо меблирт [56]. Ну, что ты скажешь, умный малютка? Я вижу: немного минут – и ты уже сделать результат.